Вкус Милосердия или Перекресток роз.

Начало марта всегда выдавалось особенно разнообразным, как и сегодня, третьего марта. Кое-где снег начинал таять, превращаясь в стаи звонких ручейков, серебряными нитями разбежавшихся по дорогам. На всю улицу выразительно звенела капель, к сожалению, слышно её не было из-за громкого шума шоссе. Солнце нежилось в хмурых облаках и, периодически, снисходило до бренной земли, озаряя лица случайных прохожих.
Внезапно звук сирены прервал идиллию, и огромная толпа ринулась по тротуару: падали люди, толпа, поддавшись животному инстинкту, безжалостно бежала по ним, в надежде спасти свою шкуру.
На горизонте появилось ярко-алое зарево, окруженное серым ореолом пепла и дыма. Сквозь толпу, раскидывая людей в стороны, бежала девушка. Её волосы, цвета вишни в цвету, были заляпаны кровью, и больно хлестали её по нежному, девичьему лицу, искаженному болью и отчаяньем. Она кричала, но её слова глушила толпа.
Горел закат, и с каждой секундой все больше полыхало пламя в здании, и все меньше оставалось шансов выжить людям, попавшим в этот кромешный ад.
- Мой... мой брат!!! Мой брат остался там в здании!!! – кричала девушка, продолжая пробиваться сквозь толпу, которая лишь отмахнулась от неё, как от назойливой мухи и оттолкнула девушку на дорогу. Замелькал свет фар, взревела сирена, словно множество диких зверей, вырвавшихся из своих клеток. Взгляд людей моментально упал на падающую девушку, но удивления их не было границ. Девушка исчезла...

***

Сакура, а именно так звали ту девушку, лежала в кустах прекрасных алых роз и не желала приходить в сознание. Её тело было усеяно незначительными царапинами, зато в таком количестве, что любой мазохист бы позавидовал ей. Подраная в клочья одежда развевалась на ветру и прикрывала лишь самые выразительные части девичьего тела... Сакура порывисто дышала. Даже без сознания, измученной девушке не удавалось отдохнуть, и она металась, словно в агонии, отчего непорочное тело покрывалось новыми ранками. Шипы роз больно впивались в плоть девушки, будто бы хотели напиться её кровью, чтобы их ярко-красный цвет стал еще алее и краше.
Серп луны мирно блистал на ночном небе, медленно блуждая среди прочих ночных светил, его лучи, как волна, нахлынули на девушку и осветили её измученный образ, но разбудить её так и не смогли...
Волки, казалось, чувствовали мучения бедной девушки и молились, отчаянно молились своей волчьей молитвой на луну, но она лишь раздраженно уплывала за облака. Капля за каплей на землю стал проливаться дождь: он затейливо перешептывался с листвой деревьев, смывая с неё пыль после жаркого дня. Дождь, как бездомный странник, бродил по дорожке парка в поисках человека, с кем мог бы поделится своим одиночеством. И такой человек нашелся. Он шел по тропинке сада, позволяя ночному гостю освежать слезами свою белую кожу. Он слушал его шепот и верно понимал, о чем так отчаянно плачет дождь.
- Когда мама еще была жива, она рассказывала мне, что каждый умерший человек может стать дождем... Поэтому ли мама так любила этот дождь?– прошептал собеседник дождя, его лицо осветил блеск луны и моментально испарился, затянувшись в водоворот прекрасных, цвета безлунной ночи, глазах. Сердце ночного странника терзали сомнения и тупая боль, каждый его вздох был наполнен болью и горечью потери, поэтому глаза его были пусты и не содержали ничего, кроме мести. Свет месяца заслонила тень, и парень поднял глаза к небу: вниз, камнем, спикировала большая птица, но она резко изменила курс и упала в куст роз. Ночную идиллию разорвал, полный боли, крик птицы. Её беспомощное тельце трепетало в колючих тисках прекрасных растений, но чем больше птица двигалась, тем крепче в нее впивались шипы... Юноша поспешил к кустам роз, все-таки каменное сердце уже давно не сжималось, когда кто-то рядом мучился, а вот слушать ночь на пролет крики ему совершено не хотелось. Медленно, он подошел к аллее, где рос злосчастный куст, и тотчас в нос ему ударил аромат роз, от чего в голове все перемешалось, а сердце застучало чаще. Еще в детстве, будучи совсем юнцом, он рвал розы, не жалея своих рук, и нес их на родительскую могилу, где и проводил почти все свое время. Туда, где он вырос, где его дом... Могила его сердца...
Парень аккуратно искал среди шипов тело бедной птицы, но вместо неё в кусте роз лежала раненая девушка. На ее груди зияло внушительное пятно крови, которое все сильнее расползалось по белой, рваной блузке. Юноша подхватил девушку и, прижав к себе, накрыл её своим плащом, и тотчас его сердце стало отплясывать неведомый раньше ритм с той же скоростью, как его любимый жеребец, Алмаз, скачет по полям. Ветер резко прошелся по улочке, отчего розы презрительно зашипели, качнув своими алыми головками. Резко, глаза девушки распахнулись, и в её зеленых глазах отразился блеск молнии.
- Сакура!– шепнул парень, чуть не выронив девушку.
- Ты знаешь мое имя... Но откуда?– отозвалась она, смахивая с глаз волосы, чтобы лучше рассмотреть собеседника.
- Господин Саске! Господин Саске! Сегодня утром прибудет ваша невеста! Примерим же ваши дворянские ветви!