Сломанный Будда. Часть 3.

Да, да. Узумаки Наруто, тринадцать лет, день рождение десятого октября, знак зодиака - дева. Вот только порядком от него не веет. Теперь мы живем втроем. Я с Узумаки в моей маленькой каморке в четыре татами, а Джирая-сан в левом крыле храма один и в большой комнате. Черт, ну где справедливость? Этот балбес самый настоящий террорист, нет, хуже, он ураган «Катрина», скорость свыше двухсот и пятый уровень опасности. Он успевал все и везде, он был вездесущ. За нашим храмом возвышался небольшой, но очень старый лес. И оттуда он каждый день таскал всяких животных. Птичек, кошек, собак... Один раз он удивил даже непоколебимо-безнервного Джираю-сана, когда притащил домой лиса. Быстро окрестив живность Кьюби и поигравшись с ним пару часов, всучил его мне и побежал искать новых «друзей». Еще через полтора часа я сдал бедного лиса в зоопарк. Вот так мы и живем. Первую неделю я молчал, честное слово. Я даже не раз молился за благоразумие, но чем больше я уповал на эфемерного Будду, тем больше рос ураган Узумаки Наруто. И я сдался.
- Черт, Джирая-сан, Бога ради, сделайте что-нибуть с этим «хаосом»! – я сорвался, давно я уже так не орал. Мне было плохо. Плохо оттого, что кому-то лучше, чем мне. Это Узумаки медленно, но верно меня убивал. Он просто выдавливал из меня последние силы. Как? Как он мог быть таким счастливым и жизнерадостным? Я потерял все, что у меня было, а теперь потерял еще и брата. Как он может ходить мимо меня и не чувствовать мое медленно бьющееся сердце? Неужели он не слышит моей горечи? Боль. Недавно перегоревшие угольки остатков моей души вновь затлели. Это еще не пожар, но и не прохлада пустоты, а мучительная тягость в теле. Потому что болит все.
- Все сказал, – не вопрос, а всего лишь логическая точка моего состояния. – Две недели назад его родители погибли. Они были простыми служащими, но жить не могли без горных лыж, их собирали по кускам. Эта лавина снесла три горных поселка на своем пути, чудо, что их вообще смогли найти. Он сам вызвался опознавать их раздробленные трупы. Ноль эмоций, фунт презрения. Да, я это заслужил. Джирая-сан вышел с кухни, а я так и не смог ему ничего сказать. Господи, как я жалок.
Я надеялся, что ночь пригладит вновь потревоженные раны, но стало только хуже. Человек, переживший боль потери, сейчас спит в метре за спиной. А завтра он обязательно проснется с улыбкой и скажет «Узумаки Наруто …!». И так будет всегда. Он мое личное проклятье. Как же жалка моя душонка сейчас выглядит по сравнению с ним. Он просто не мог не любить своих родителей, чтобы так стойко «глаза в глаза» со своей болью. Они дали ему столько своей любви, что он просто не в состояние удержать ее всю в своем тельце, и он делится ею со всеми. Будь то птичка или голодный и озлобленный лис. Но это же неправильно! Это только его тепло, как он может его давать остальным, ничего не беря в замен? Те, кто мог дать ему это тепло, уже мертвы и больше не придут.
Я невольно сжал край подушки и плотно сжал зубы. Дыхание оборвалось и остановилось. В уголках плотно сомкнутых век заблестела в свете луны влага моего малодушия. От нехватки кислорода начало мутить и пришлось вздохнуть, но, наверное, я сделал это слишком громко. Хотя за мной по-прежнему тишина. Я немного расслабился.
- Саске? – так тихо, что это вполне мог оказаться ветерок былого. - Ты ведь не спишь, – запоздалая реакция организма принесла дрожь того, что я был услышан. – Прости, наверное, мне не стоило себя так вести. Я плохо поступил и это так...
«Нет! Молчи! Не делай из моей души еще больший мусор!» - сердце бешенным зверем вырывалось из клетки ребер.
– Саске? Скажи хоть что-нибудь. Мне… мне тоже больно, – я сжался в ком полного бессилия, а потом он заговорил, словно услышал меня:
– Знаешь, а у меня никогда не было друзей, глупо, да? Я просто не успел, а теперь жалею. Эро-санин говорит, что так возможно было угодно Будде. Видишь ли, я немного туповат и понял не все из того, о чем он мне говорил. Ну знаешь, это типа испытание. Санин сказал, что я всегда был вдали от проблем окружающих. Он сказал, что нельзя понять никого, пока не испытаешь туже боль. Наверное, это не совсем правильно, но и другого выхода я не вижу. Короче! Прости меня, если сможешь, я не хотел что бы так... – он резко подскочил с футона и дернулся в сторону дверей. Я не открывая глаз перекатился и схватил его за штаны.
- Не надо, пожалуйста, не надо. Это я должен просить у тебя прощения. Я вел себя как последний … - я не смог договорить. Это было мое первое признание в этой жизни. Признание в своем идиотизме. Натяжение ткани его штанов ослабло и он сделал шаг назад. Я вернулся на свой матрац и повернулся к нему спиной, забравшись по одеяло. Пару мгновений стояла жуткая тишина, как в вакууме, не было даже напряжения, не было вообще ничего. А потом…пара шагов по татами и он залез ко мне под одеяло, крепко прижимаясь к спине. Пришлось повернуться к нему лицо, но я так и не открыл глаз. Уперевшись носом в мою шею он свернулся, вдавливаясь в меня. Пришлось закинуть руку на него сверху, чтобы не мешала, и притянул ближе, последнее я сделал на автомате. Вот так мы и провели остатки ночи. Он тихо всхлипывал в ворот мой рубашки, а я, шмыгая носом, упирался подбородком в его золотистую макушку. Под утро нам все-таки удалось справиться с нашими эмоциями боли и погрузиться в беспокойный сон. Руку с него я так и не снял, а он так и не отвернулся. А потом мне снова снился мой брат и родители, только теперь они смотрели на меня с немым укором.