Маленький Принц.

Бордель Брата
Он был самым красивым маленьким Принцем на свете. Я никогда в своей жизни не видел более нереальной кукольной внешности. И, тем не менее, весь его образ был полон жизни, надежд, мечтаний…
Все было как в сказке: шестнадцать лет, книжка путешественника под подушкой, брат-злодей, продавший его честь Кара-но Орочимару, хозяину «НьюМедТехнолоджи» и нескольких нарко-притонов «Прощай, зарплата».
- Однажды я увижу Семь Чудес Света, - шептал парень, начищая полы придорожного борделя, и мечтал вырваться отсюда. Убежать, чтобы никто и никогда его больше не трогал.
- Ну конечно! – прыснула Конан – вредная стерва-проститутка с замашками садистки, - И там ты встретишь милых туземцев, которые дадут тебе пищу и кров… - и выпустила облако сизого дыма прямо в лицо парню.
Милым туземцем оказался я, а кровом – мой «мерседес», который я в ту самую минуту гнал по скоростному шоссе, приближаясь к тому самому борделю…
Прошу любить и жаловать: Узумаке Наруто, двадцать три года, три из которых провел черт-те знает где – два в регулярных войсках в Конохе, и год – в тюрьме. Так уж получилось, когда позволил себя накрыть полиции, перевозя «посылочку» от случайного знакомого. В «посылке», как водится, были не соленья-варенья, а кое-что, с чем через границу не пропускают.
На память о службе Отечеству мне осталось семь сотрясений мозга (несколько неудачных прыжков с парашютом и пара схваченных «за дело» тумаков сержанта). На память о тюрьме же мне остались две татуировки: на левой руке «Не забуду мать рАдную» - этой буквой «А» в слове «рАдную» я обязан одному умнику по имени Мизуки. Набивая мне партак, он был под неплохим градусом, ну, и, ясное дело…. На левой руке было сердце и надпись «Половинка».
В тот день, о котором я веду речь, как раз исполнилось четыре месяца после моего освобождения из-под стражи. И это была моя первая серьезная работа, вообще удивительно, как я смог ее получить.
Ну, и вот: я, полный гордости, мирно кручу баранку моего «мерседеса», параллельно слушая диск Enigma, а сам думаю о том, как заеду в бордель к Итачи и хорошенько оттянусь с его курочками, то есть с Конан. Тогда я еще и подумать не мог о том, что злодейка-судьба уготовила мне на сегодня…
В общем, в тот приснопамятный день, около полудня, я лихо зарулил на парковку возле борделя, сунул в карман джинсов пачку «Капитан Блэк», проверил наличность, и, в предвкушении, выпрыгнул из кабины грузовика.
- Здравствуй, дорогой! Добро пожаловать! – расплылся в широкой улыбке Итачи, владелец борделя. Он всех так приветствовал «Здравствуй, дорогой!» - поэтому не думайте, что я с ним действительно в хороших отношениях. Со стороны бара к нам плыла Конан – девка что надо, и сиськи и жопа, и мордашка вполне смазливая, - прямо то, что доктор прописал после недельного переезда из одного города в другой.
Конан была женщиной Итачи, и не нуждалась в дополнительной работе. Но, тем не менее, продолжала раздвигать прелестные стройные ножки за определенную плату. А вся ревность Итачи растворялась, когда он подсчитывал прибыль.
Она обхватила меня за задницу – прямо с порога – и обдала прокуренным дыханием.
- Хочешь поразвлечься? – не упуская момента, я также стиснул в руке ее попку.
- Ты же знаешь расценки, красавчик. Пять кусков, и море удовольствия, - она легонько коснулась мочки моего уха.
Сразу хочу внести ясность: продажные девицы вроде Конан меня интересуют не больше, чем любого другого нормального мужика. Но, можете ли вы себе представить, как одиноко бывает на дальних рейсах? И, кроме того, в двадцать три очень непросто забыть три года воздержания…. Но, пять тысяч рю – это не хилые деньги и появляются в моих дырявых карманах не так часто, - поэтому, можно себе позволить маленькое удовольствие раз в пару месяцев. Так сказать, отдохнуть душой и телом. Ведь в пути всегда возникают какие-то проблемы – это как непреложный закон подлости: встретить по пути полицию, которая трясет тебя, как мешок с картошкой. Декларации подавай им, накладные…. Лучше бы ловили реальных преступников, от которых обществу гораздо больше вреда, чем от безобидного меня! Ну, да, Бог с ними!
Короче говоря, я уединился с Конан в отдельном «кабинете», накачал ее под завязку, а потом вернулся в бар, чтобы выпить кружку пива и чашку эспрессо. В дальнейшие мои планы входило: первое, немного потискать еще одну здешнюю цыпочку, Карин, и, во-вторых, преспокойно продолжить путь к заказчику.
И вот я, деловито заправляя рубашку в позорную красно-синюю клеточку, - я человек не образованный, что такое вкус, мама не учила, - иду по коридору к лестнице на первый этаж. И тут я увидел его.
Когда в жизни наступает переломный момент, часто не осознаешь его важности, и, даже, не понимаешь, что это – ОН (момент!). Так что не подумайте, что небеса над головой разверзлись, источая благостный свет, или заиграла торжественная мелодия. Я просто прошел мимо слегка приоткрывшейся двери, через щелочку в которой смотрела пара бездонно черных глаз, обрамленных в длинные густые реснички. Эти глаза буквально сверкнули в полумраке коридора – взгляд остановился на моих не до конца застегнутых джинсах. В армии меня всегда учили замечать детали, а срок на зоне добавил мне внимательности, так что, подходя к приоткрытой двери, я хорошо рассмотрел лицо наблюдателя.
Это был паренек лет пятнадцати на вид, с необыкновенной фарфоровой кожей, тонкими, почти девичьими чертами лица – не было ни подростковых прыщей, ни юношеской угловатости и неухоженности, - его лицо было совершенным, как лицо маленького херувимчика. На чистом высоком лбе, прикрываемом с правой стороны непослушной прядью волос, домиком сведены густые бровки. Тонкие чувственные губки были приоткрыты – то ли он удивлялся моему виду, то ли недоумевал, как сам попал в такое место.
Притон Итачи не был узконаправленным заведением – здесь могли оттянуться и такие же, как и я, дальнобойщики, предпочитающие женское общество, и престарелые бизнесмены, падкие на мальчиков. Поэтому Итачи держал не только девушек, но и юношей.
Но этот парень не был проститутом. И никогда им не будет – подумалось мне. Его образ не вязался со здешним антуражем, как не вязался образ Христа с помповым ружьем в руках.
Я продолжил идти к лестнице, а потом обернулся, - и увидел, что паренек все еще наблюдает за мной.
- Привет, - бросил я на ходу, не ожидая, впрочем, ответа.
- Привет.
Я остановился в нескольких шагах от лестничного пролета, не в силах превозмочь магию его голоса – чистого, как горный родник.
- Ты что тут делаешь? – я обернулся и взглянул парню прямо в глаза.
- Я брат Итачи.
Это было как удар грома. Брат Итачи!
Несколько мгновений до меня доходил смысл сказанного им. И все это время я разглядывал мальчика с головы до ног: на нем были потертые голубые джинсы, зауженные к низу, и плотно облегающая тело футболка белого цвета. Нежное пятнадцатилетнее чудо – он казался таким хрупким, как фарфоровая статуэтка. Было впечатление, что, даже, подрасти он на парочку лет, все равно будет казаться мальчиком. Таких в тюрьме держали за девочек. Называя не иначе, как малыш.
- Как тебя зовут?
- Наруто, - ответил я.
- А меня – Саске.
Черт! Саске! Черт побери…. Наруто, ну возьми же, наконец, себя в руки, и давай, дуй отсюда, пока не случилось чего, - сказал я себе.
- Чем ты занимаешься? – подал голос паренек.
- Фуры перегоняю, - брякнул я, не задумываясь.
- Куда?
- Ну, в разные города. Сейчас в Коноху еду…
Запоздало очнувшаяся интуиция, которая никогда не ошибается, подсказывала, что пора бы уже уносить отсюда ноги. Словно подтверждая это, в другом конце коридора возник Кисаме – рыбья морда, величиной с платяной шкаф, и со здоровенным мечом наперевес. Он работал у Итачи вышибалой-тире-телохранителем-тире-извозчиком. Выделенная для него машина, представляла собой старенькую черную классику американского розлива, более похожую на катафалк, нежели на повседневное средство передвижения. Бестолковый, воняющий рыбой и тугоумный – таким был Кисаме.
- Что ты тут делаешь?
- Уже ухожу, браток. Уже ухожу.
Вновь оглянувшись на дверь, уже спускаясь по ступенькам, я увидел, что мальчика нет. Так что я, не заморачиваясь больше, спустился в бар, навернул пивка «Кроненберг» и чашечку кофе, как и собирался, потискал Карин, забежал в туалет облегчиться и вернулся к своему железному коню. Вырулил на шоссе, - было уже около полуночи, - слушая все ту же Enigma, распевавших «Return to innocence».
Открыл окошко и глубоко втянул свежий воздух – если пыль, поднимаемая десятками авто, может вообще быть свежей. Погода была отличная, не слишком жарко, но и не холодно.
Проехав с десяток километров, я почувствовал, что Enigma начинает потихоньку меня усыплять. Я решил сменить диск и вдруг услышал какую-то возню позади, там, где располагается койка. Поначалу я списал это на усталость и не обращал внимания. Раз на третий меня это слегка достало. Я притормозил у обочины и включил стояночные огни.
- Есть кто-нибудь?
Там был он. Поднял черноволосую голову и уставился на меня своими невероятно большими глазами, как кот из «Шрека». В этот миг внутри меня что-то перевернулось.
Это же похищение, думал я, несовершеннолетний! И вдруг вспомнил Итачи, смазливую рожицу Конан и длинную секиру Кисаме, и облился холодным потом. Только теперь я понял, как вляпался.
- И куда ты едешь, малыш? – стараясь не выдать своего возбужденного состояния, спросил я.
- С тобой, - спокойно ответил он, - Хочу увидеть Гору.
Он сидел на койке, прижимая к груди книжку, за спиной – небольшой рюкзак. Встречные машины мельком освещали кабину, в промежутках же сияли только его глаза. Я сидел, развернувшись вполоборота, и таращился на него. На губах самопроизвольно играла дурацкая ухмылка.