Два мира 2. Арка 2. Глава 4. Часть 2

Люди вокруг кричали и стучали кружками по столам, но Анко не отвлекалась на них, глядя лишь на мужчину, сидевшего напротив. Армрестлиг оказался одной из любимых забав у местной публики, и если поначалу желание Анко поучаствовать вызвало всеобщий хохот и свист, то теперь, на четвёртом противнике, толпа поддерживала скорее её.

Ладонь мужчины была крепкая, потная, и её мощное давление на собственную ладонь приводило Анко в восторг. «Неужто хоть у него получится?» — подумала она и усилила сопротивление — рука мужчины через несколько секунд оказалась прижатой к столу. Толпа заревела, противник сконфуженно сморщился, а Анко разочарованно вздохнула и хлебнула ещё виски. «Нет, нет, не судьба, видать… И почему гражданские, даже самые сильные, такие слабаки?..»

— Моя очередь! — пробасил огромный, под два метра ростом парень с накачанными ручищами. — Уж я-то не проиграю — больно хочется посмотреть, как эта крошка стриптиз танцевать будет!

— А ты сначала уложи меня, красавчик! — хмыкнула Анко под общий одобрительный свист. Она упёрла локоть в стол и приготовила ладонь для захвата — но вдруг вместо прикосновения ладони очередного противника почувствовала до боли знакомую стальную хватку.

— Я полагаю, с тебя уже хватит, — холодно произнёс Сасори, глядя на девушку сверху вниз.

— Похер мне, что ты там полагаешь! — ощетинилась Анко и попыталась вывернуться, но кукловод её отпускать не был намерен.

— Эй, ты, какого хрена лезешь?! — крикнули из толпы.

— Я его знаю! — ткнул пальцем кто-то. — Это учитель из средней школы!

— Шёл бы ты отсюда, учитель, — пророкотал противник Анко и начал подниматься. — Не видишь, девушка хочет развлечься с нормальными парнями…

Положив свободную руку ему на плечо, Сасори одним движением усадил опешившего верзилу обратно. Вокруг все как-то разом смолкли.

В воцарившейся тишине кукловод потянул Анко на себя, заставив подняться, и вывел из бара на улицу. Анко не вырывалась; вдруг охватила апатия, и она могла лишь идти, тупо глядя на руку, удерживавшую её запястье. В пустой голове крутилась единственная мысль: «Захватом такой силы гражданскому можно руку сломать…»

Сасори завёл её в тупик между двумя глухими стенами домов и отпустил, почти оттолкнул от себя.

— Сказать ничего не хочешь?

Анко привалилась спиной к стене, ища опору, и сунула руки в карманы пальто.

— Иди на хер?

Он прищурился. «Сейчас, небось, спросит, что со мной такое, — подумалось Анко. — Они все так делают…»

— Позорище, — процедил Сасори, глядя на неё с откровенным презрением. — Как тебя ещё не разжаловали? Из тебя сейчас специальный джонин, как из Рикудо генин.

От его слов в груди что-то сжалось, но Анко не стала спорить — не имела сил; отведя глаза, она дрожащими пальцами вытащила из пачки сигарету и поднесла было ко рту, но Сасори выбил её из руки девушки. Грубо схватив Анко за подбородок, заставил поднять голову.

— Смотри на меня.

Прикусив губу, она всё-таки встретилась с ним взглядом, впервые за это время. Но не выдержала долго — глаза застелила пелена, и Анко почувствовала, как по щекам покатились жгучие, обидные слёзы. Сасори помрачнел, на его лбу собрались морщины.

— Раньше ты всё выдерживала. Что тебя сломало?

Анко била дрожь. Колени подгибались, и она понимала, что упадёт, если кукловод её отпустит. От осознания этого стало вдруг так противно, что она впилась ногтями в ладони, давя слёзы, и выплюнула:

— Ты ещё спрашивать смеешь, что меня сломало? Пошевели мозгами немного, должен уж догадаться, гений хренов.

Анко замолчала было, но молчал и Сасори, продолжая смотреть на неё, — и тут её прорвало:

— Твою мать, мне никогда ни с кем не было так хорошо, как с тобой! Ты не обхаживал меня, как какую-нибудь нежную девицу, не разводил романтических соплей, но и не расценивал меня тупо как тело! Я уже начала думать, что всё, свершилось грёбаное чудо! Но нет же, не могло всё просто быть так и дальше — надо было тебе вляпаться в это подчинение Лорда! Когда я думала, что ты нас предал… Ты не представляешь, какой дурой я себя считала — это же надо, реально поверила нукенину! Джонин, блять, специалист по разведке! А потом выясняется, что ни хера ты нас не предавал, но зато сдох!.. — голос оборвался. Помолчав, Анко очень тихо закончила: — Чтоб его, этого Дейдару с его интуицией. Лучше бы ты для меня не воскресал, и я бы со спокойной душой спилась.

Всё, что накопилось, душило её изнутри, получило, наконец, выход. Анко никогда ни перед кем так не распиналась, даже в тот раз, с Мадарой и Тобирамой, хотя и была тогда не в пример пьянее, чем сегодня. Но, как ни странно, на душе немного полегчало. Теперь она почти совсем успокоилась и отрешённо ждала, когда Сасори выльет на неё очередную порцию презрительных реплик и уйдёт.

Он не спешил говорить, не уходил. Это начинало нервировать.

— Рикудо тебя имей, скажи уже что-нибудь, — проговорила Анко, не решаясь взглянуть на него.

Сасори не сказал — он сделал. Быстрым движением сдернул с неё пальто, развернул спиной, прижал к стене. Чувствуя щекой — той, что пострадала предыдущей ночью и была вылечена, — шершавый камень, Анко рефлекторно дёрнулась, стремясь вырваться, но Сасори удержал её, сжимая до боли; с характерным звуком была разрезана прочная ткань водолазки, и Анко помимо холода на обнажённой коже ощутила прикосновение к левой лопатке чего-то острого. Сен-бона.

— Ты, кажется, забыла, — прошептал Сасори ей на ухо. — Я напомню.

И тут же Анко почувствовала, как вспарывается кожа — прямо поверх старых шрамов. С холодной методичностью Сасори повторял линии, которые вырезал на ней одной тёплой майской ночью; когда закончил, развернул девушку обратно к себе лицом и сунул ей под нос акацуковское кольцо.

— «Драгоценность», — медленно, почти по слогам произнёс он, не мигая глядя ей в глаза. — Ты знаешь значение этого слова, Анко?

— Да… — слабо откликнулась она, заворожённая.

— Если ещё раз устроишь подобное, вырежу его у тебя на лбу, — он говорил совершенно серьёзно, и Анко не сомневалась: вырежет. — Может, хоть глядя в зеркало будешь вспоминать, что ты есть в моих глазах.

Свежие раны саднили, становилось холодно, но Анко было плевать. Она улыбнулась, скорее оскалилась даже — как прежде.

— Очень романтичное признание в любви, Сасори, — протянула она, хватаясь за воскресшие после месяцев забвения ощущения себя такой, какой должна быть Митараши Анко.

— Не менее, чем твои матерные душеизлияния, — фыркнул в ответ Сасори. Он сделал последний шаг, разделявший их, и Анко с наслаждением прижалась к знакомому, желанному телу, потянулась за поцелуем — но кукловод отвернулся и, запустив руку в карман её пальто, извлёк оттуда помятую пачку. Порассматривал миг, а затем небрежно швырнул в ближайший сугроб.

— Эй!..

— Ты больше не куришь, — поставил её перед фактом Сасори. — И не подаёшь дурной пример молодёжи своими пьяными выходками.

— О-о, ну прям как мой сенсей в Академии, — проворчала Анко. — «Есть три заповеди шиноби, не нарушайте их!» — передразнила она.

— Я запрещаю тебе нарушать только первые две, — взгляд Сасори стал непривычно хитрым. — Что же касается третьей… я и сам не удержусь, так что не могу требовать этого от тебя.

— Да-а, я уже чувствую, что ты по мне скучал… — не почувствовать, стоя вплотную, было невозможно.

— Скучал, — признал Сасори и наконец-таки поцеловал её.

Давно уже утреннее пробуждение не доставляло Анко столько удовольствия. В мансарде было свежо, даже прохладно, но тёплое одеяло и плед согревали; солнце заглядывало в маленькие окна, выходившие на восточную сторону, а на другой половине кровати — Анко придвинулась… было пусто.

«Ксо, умеет всё испортить», — без особой злобы подумала она и села, потянувшись. И тут же, оглядевшись, усмехнулась: в комнате был кавардак, одежда валялась на полу вперемешку с оружием, с большей части горизонтальных поверхностей стоявшие там прежде вещи были скинуты на пол.

«Отлично ведь было, — для себя заметила Анко и непроизвольно потрогала кожу на лопатке; шрамы были на месте, покрытые корочкой запёкшейся крови, и девушка прошлась по ним пальцами с улыбкой, которую у других обычно называла идиотской. — Лучше, чем с кем-либо».

Быстро одевшись, Анко выскользнула за дверь и стала спускаться. По пути она с интересом заглянула на второй этаж дома, как попала в который почти не помнила; там она обнаружила ванную, гостиную и спальню, где, судя по вещам, устроились Хината и Дейдара. Этому открытию Анко хитро улыбнулась. «Всё возмущался, когда я им говорила в отелях один номер брать, а тут не стесняясь устроился, хотя мог и в гостиной на диванчике переночевать, — мысленно усмехнулась она, притворяя дверь. — Может, действительно у них всё сложится?..»

Уже преодолевая последний пролёт лестницы, Анко услышала доносившиеся из комнаты на первом этаже голоса: один принадлежал Сасори, а вот другой, женский, не был знаком. Чуть нахмурившись, она тихо подкралась к пустому дверному проёму, но подслушивать не стала — замявшись лишь на миг, решительно шагнула в комнату.

На кухне — а именно ею комната и оказалась — за небольшим столиком сидели Сасори и та самая блондинка, что была с ним накануне с Литтл-Хэнглтоне. Сасори, расположившийся лицом ко входу, мгновенно поднял голову; он опять нацепил очки, придававшие ему сходство с добропорядочными сенсеями из Академии, особенно когда кукольник делал такое, как было у него сейчас, выражение лица: спокойно-дружелюбное, немного потерянное. Замолчав, блондинка обернулась, прослеживая направление его взгляда, и при виде Анко ощутимо напряглась и одновременно смутилась.

— Доброе утро, — меланхолично пожелал Сасори — фантастика, такой вид сделал, будто бы ничего между ними и не было!

— Доброе, — Анко тоже постаралась говорить ровно, хотя небольшой иронии не удержала.

— Завтрак на плите, чай в заварнике ещё тёплый, — сообщил Сасори и вновь подпёр кулаком голову, свободной рукой взялся за кружку. — Вы говорили, Кристина, что миссис Клайтон?..

— Ах, у неё старший сын закончил университет и теперь ищет работу. Миссис Клайтон надеется, что в школе найдётся для него должность хотя бы на время…

Не слушая её трёп, Анко принялась засовывать нос в кастрюли на плите и обнаружила овсянку и варёные яйца. Также бросилась в глаза записка, небрежно брошенная на столе: «Исходя из того, что было вчера вечером, мы решили дать вам время на… окончательную притирку. Ушли гулять, вернёмся к часу с будущим ужином». Найдя взглядом часы, Анко с удовольствием отметила, что ещё только половина десятого, и, прихватив тарелку и чашку, устроилась между Сасори и окном, к которому вплотную был придвинут стол.

— …а Синтия отказалась это курировать, — блондинка продолжала периодически неуютно коситься на Анко. — В общем, вся поездка теперь под вопросом.

— Жаль, что обстоятельства складываются так, — вздохнул Сасори, и только отлично зная, на что он способен в плане игры, Анко усомнилась в его искренности. — Да и я не смогу вам помочь…

— Вы действительно уходите? — с грустью и нежеланием верить переспросила блондинка.

Сасори молча кивнул.

— Это из-за… — девушка вновь бросила взгляд на Анко, — из-за денег, да? В институте, конечно, лучше платят, чем в простой школе…

— Нет, вовсе не поэтому. Я люблю преподавание, но наука — моя страсть. И раз уж все финансовые и бюрократические вопросы урегулированы, и группа может возобновить работу, я не имею права упустить такой шанс. К тому же, товарищи и так на меня злы, что я целых полгода не давал о себе знать… — тут он словно бы спохватился и быстро добавил: — Простите, совершенно забыл. Анна, это Кристина, Кристина — Анна.

— Очень приятно, — улыбка у блондинки вышла довольно-таки вымученная.

— Взаимно, — бодро откликнулась Анко. На самом деле ей крайне сильно хотелось выставить за дверь эту девицу, однако признаваться в том, что та её раздражала уже одним своим присутствием, не собиралась.

— На какой отрасли вы специализируетесь? — после небольшой паузы поинтересовалась Кристина, явно стараясь расположить куноичи к себе. — Вы ведь тоже биолог, я полагаю?

— О, я изучаю износостойкость внутренних органов, — с милейшей улыбкой ответила Анко; всю апатию и отвратное настроение последних месяцев как рукой сняло, и ей вновь хотелось веселиться за счёт других. — Особенное внимание в моей работе уделяется печени и лёгким, — Сасори хмыкнул, оценив степень её самоиронии. — А, ну и сердцу, конечно.

— Да, мне кажется, эти органы — самые подверженные воздействию неблагоприятных факторов, — заметила Кристина, не поняв шутки.

— Вы себе не представляете, — гротескно вздохнула Анко. — Порой попадаются такие запущенные случаи — а мне потом ковыряйся в гнилых сердцах! Хотя, если повезёт, можно найти червячка-паразита, вцепившегося в сердечную мышцу… — она с удовольствием отметила, как скривилась и позеленела блондинка, и сразу же сменила тему: — А вы чему детишек учите?

— Английскому языку и литературе, — проговорила Кристина, медленно отодвигая от себя ещё полную наполовину кружку с чаем. — Это, конечно, не так… захватывающе, но всё же…

— Это тоже очень интересно, — закончил за неё Сасори с нечитаемой улыбкой. — Мы приоткрываем завесы тайн тел, а литература — душ людей.

— Как по мне, тела лучше, — хмыкнула Анко, вскинув подбородок. — В них грязи меньше.

Кристина с вежливым сомнением покачала головой, но не стала спорить. Дальнейший разговор не клеился, и повисла неуютная пауза; она раздражала Анко, но девушка не подавала вида, неспешно завтракая, время от времени поглядывая за окно. «Что эта плоскодонка забыла здесь?! — мысленно скрежетала она зубами. — Языком ведь уже почесала, вот и валила бы восвояси!..» Словно уловив мысли куноичи, Кристина поднялась и быстро засобиралась уходить — Сасори не стал её держать, спросил только, будет ли она завтра в школе, и проводил до двери. Через окно Анко убедилась, что блондинка покинула вначале дом, а затем и их улицу.

Когда она отвлеклась от наблюдений и повернулась, то увидела стоящего в дверях, прислонившись боком к косяку, Сасори, неотрывно глядящего на неё. Анко ругнулась про себя; она ненавидела и в то же время любила этот его взгляд, такой оскорбительно для гордости джонина собственнический. Закурить захотелось просто отчаянно.

— Даже не думай, — тихо произнёс Сасори, угадав её мысли. — Никакого табака.

Анко мученически на него посмотрела, но кукловод остался суров и непреклонен. Раздражённо цыкнув, Анко откинулась на спинку стула, сложив руки на груди.

— Что эта училка хотела? — резко спросила она.

— Поздравить с Рождеством. Кроме того, Кристина слышала вчера вечером, как я говорил с директором насчёт увольнения; мы с ней приятели, поэтому она решила прямо спросить.

— Приятели, да? Миленько, — Анко запрокинула голову и продолжила говорить, глядя в потолок: — И часто твоя приятельница по утрам заявляется к тебе домой?

— Советую тебе сменить тон, — холодно сказал Сасори. — Мне необходимо было выстраивать взаимоотношения с окружающими, раз уж я залёг на дно в этом городе. Мне казалось, ты должна что-то понимать в этом, — он сделал паузу, а затем добавил, прищурившись: — К тому же, я ведь не спрашиваю, как ты развлекалась всё это время.

Удар был, что называется, ниже пояса. Анко прикусила губу, стиснула пальцами ткань свитера, чувствуя, как предательски алеют щёки, — уже много лет ей не было так стыдно. Неожиданно захотелось начать оправдываться.

— Да блин, просто…

— Мне всё равно, — совершенно равнодушно перебил её Сасори, но Анко сердцем чувствовала, что он лжёт. — Однако если ты снова со мной, ничему лишнему места нет.

— Я знаю, — кивнула она и серьёзно посмотрела на него. — Лишний багаж должны оставить мы оба.

Сасори утвердительно склонил голову и жестом позвал её за собой. Шиноби вновь поднялись в мансарду, и Анко с готовностью стала раздеваться; лишь стянув свитер и джинсы, она заметила, что кукловод, не торопится. Закрыв дверь, он снял очки и, положив их на полку, спросил:

— Где твой протектор?

— В ларце, в печати, — Анко приподняла брови, удивлённая его странным вопросом. — А что?

— Дай мне его.

Пожав плечами, Анко извлекла из хранилища требуемую вещь и отдала Сасори. Несколько секунд он разглядывал выгравированный на металле символ Листа; затем подошёл ближе и завязал банданой девушке глаза.

— Эй, ты что делаешь? — Анко насупилась, но снимать повязку не торопилась — ей было интересно, что он предпримет дальше.

— Наглядно демонстрирую, как Коноха ослепляет людей, — хмыкнул кукольник, отступая назад.

Анко повернулась на голос, сделала было шаг, но Сасори цокнул языком, и она остановилась. Куноичи чувствовала по лёгкому колебанию воздуха, что он обходит её кругом, но шагов не слышала, как ни вслушивалась, — именно так и должен передвигаться шиноби.

Сасори не касался её, но его взгляд Анко чувствовала кожей. Опять этот его собственнический взгляд.

— Ты что, издеваешься? — проворчала Анко, начиная терять терпение.

— Не без этого, — признался Сасори из-за её спины и добавил задумчиво: — Из тебя бы вышла прекрасная марионетка: лёгкая, быстрая, смертельно опасная, — он помолчал немного, сделал ещё пару шагов. — Прекрасная.

— О-о, я польщена. Если умру раньше, можешь взять моё тело себе.

— Только после смерти? — довольно-таки ехидно уточнил он. — Кажется, ему можно найти применения и до.

— Ну, я-то их знаю, — с искусительной улыбкой Анко повела плечами, сбрасывая бретельки, и расстегнула крючки, медленно оголила грудь. — Но вот ты что-то тормозишь…

Она осеклась, почувствовав его приближение, ожидая чего угодно, начиная с прикосновения и вплоть до тонизирующего удара сен-боном между рёбер. Однако Сасори просто замер на какое-то время, стоя к ней почти вплотную, по-прежнему не притрагиваясь; рассматривал, наслаждаясь, или размышлял над дальнейшим, или просто трепал нервы, Анко не знала — не знала, чёрт его дери, но выжидала пока, ничего не предпринимала, не желая выдать своё нетерпение. Не желая показывать, как томит её после стольких месяцев его промедление, пусть даже прошлой ночью он не был медлителен.

«К чему повязка? — вдруг снова подумала она. — Неужели не хочет, чтобы я видела его лицо?» От мысли о том, что Сасори, возможно, из-за неё, её тела, утратил вечный контроль над отражёнными на лице эмоциями, Анко ощутила прилив возбуждения; она скользнула языком по пересохшим губам, улыбаясь призывно и шально.

Но Сасори не был бы собой, если бы поддался на провокацию и поцеловал. Вместо этого он, порассматривав её ещё некоторое время, наконец, прикоснулся: опустил горячие руки на плечи и провёл по ним, спустился к груди и огладил её, придержал, словно взвешивал. В отсутствие зрения все прочие чувства предсказуемо обострились, и каждое прикосновение Анко ощущала словно бы в сотню раз ярче; лёгких касаний становилось уже откровенно мало, и с губ куноичи почти сорвалась просьба, когда Сасори отстранился.

А затем он до безумия мягко коснулся губами её губ.

У Анко ухнуло сердце. Поцелуй был настолько лёгким, что девушка удивилась — никогда прежде он не целовал её так мягко, так осторожно, словно спрашивая разрешение зайти дальше. Никогда ещё их поцелуй, обычно несдержанный и страстный, не казался столь невинным. Ощутив прикосновение его языка к своим сомкнутым губам, Анко, увлечённая новыми ощущениями, послушно приоткрыла рот, позволяя Сасори проникнуть внутрь, чувствуя, как его ладони легли вначале на талию, после чего плавно переместились на ягодицы. Осторожно высвободив руки, Анко обняла кукловода за шею, запустила пальцы в его волосы, куда более короткие, чем были прежде.

Довольно долго они стояли так, просто целуясь — без спешки, без напора, без торопливого перехода к следующим действиям. «Как взрослые», — почему-то подумалось Анко, и она даже улыбнулась этой дурацкой мысли. Поглощённая происходящим полностью, она почти не заметила, как оказалась уложенной на пол, а Сасори навис над ней — жаркий, желающий, но пока сдерживающий себя, явно ещё не наигравшись вдоволь. Он с мучительной неторопливостью целовал её, гладил, вновь целовал, словно бы впервые видел это тело и хотел изучить каждый его сантиметр. Затянувшаяся прелюдия с непривычки раздражала, но и завораживала одновременно своей новизной и тем, какое восхитительное томление, обещавшее ещё более яркую развязку, вызывала.

Вдруг отчаянно захотелось увидеть выражение лица Сасори, и Анко потянулась к бандане, но тут же почувствовала, как обе руки связали прекрасно знакомые нити чакры.

— Ксо… — она усмехнулась и завозилась под ним. — Ненавижу тебя, маньяк грёбаный.

— Даже так? — девушка без труда представила себе, как он насмешливо выгнул бровь. — Ладно, сама напросилась.

Когда часы в гостиной этажом ниже пробили час, а почти сразу за этим где-то ещё дальше хлопнула входная дверь и раздались голоса, Анко даже голову не подняла. Свернувшись калачиком, она пребывала в состоянии блаженной истомы, порой проваливаясь в сладкую полудрёму. «Классно было бы пролежать так весь день…» — пронеслось в голове, но Анко тут же поправила себя, что прежде стоило бы вымыться, а по-хорошему ещё и покурить. Болело всё, начиная с кончиков пальцев и заканчивая корнями волос — за хвост её так не таскали, кажется, с глубокого детства, когда её стали задирать мальчишки постарше; на запястьях и бёдрах зрели синяки, по всему телу алели засосы. Внутри же было так, словно извергся вулкан, и теперь жгучая лава разливалась по нутру, по сосудам, по каждой клетке тела.

Сейчас Анко действительно была жива — и абсолютно счастлива. Счастлива с таким же конченным сумасшедшим, как и она сама.

На миг девушка задумалась, что было бы, согласись она тогда в октябре на предложение Какаши. «Жила бы с ним под заботливой опекой, ходила бы на обычные миссии, не ломанулась бы сюда, конечно; там, глядишь, к весне и расписались бы… — она поморщилась и заключила: — Спилась бы к тридцати».

Анко прекрасно понимала, что друзья и товарищи в Конохе будут косо смотреть, прознав о том, «с кем она спуталась», а то и вовсе отвернутся, — и при этом ей было на удивление всё равно. На самом деле значение имело лишь то, чтобы кукольник вновь никуда не делся, и они оба пережили войны что в этом мире, что в родном… Представив, что Сасори снова исчезнет из её жизни, даже умрёт, Анко мелко задрожала, обняв себя руками. «Ты никогда не теряла любимого», — заявила ей как-то раз, разозлившись, Куренай. «Не права ты, подруга, ох не права… — подумала Анко — и резко села, нахмурившись. — Что?.. Нет! Нет, нет и нет!..»

— Что с тобой? — полюбопытствовал Сасори, как раз в этот момент вернувшийся из душа — посвежевший, успевший уже убрать с тела следы «нежности» девушки. — Напряжение мысли, отражённое сейчас на твоём лице, пугает.

— Иди ты, — отмахнулась Анко, пряча глаза, и поспешно поднялась с кровати. — Есть халат или что-то типа того?

Подойдя к шкафу, Сасори достал халат и кинул ей. Поймав его на лету и быстро накинув на голое тело, Анко выскользнула за дверь. «Дурацкие мысли, — про себя ругалась она, когда, наконец, заперлась в ванной и присела на бортик. — Ничего я в него не влюблена, просто с ним хорошо…» В мозгу неожиданно всплыла картинка: она прогуливается по аллеям коноховского центрального парка, аккуратно катя перед собой коляску… Чувствуя, как к щекам стремительно приливает кровь, Анко потрясла головой и поспешила встать под прохладную воду.

Спустившись минут через двадцать на кухню, Анко застала там оживление: Дейдара что-то доказывал на повышенных тонах, Сасори, судя по язвительной полуулыбке, активно его подзуживал, а Хината пыталась урезонить своего парня, стараясь при этом скрыть довольную улыбку. Глядя на них, Анко вдруг ощутила совершенно несвойственный ей прилив нежности. «Поздравляю, Митараши, ты чокнулась окончательно», — сообщила она себе и прикрикнула:

— Хорош вам! Давайте, что ли, поговорим о чём поважнее?

— Хах, Сасори-но-Данна, вы что, всё это время хранили у себя здравый смысл и ответственность Митараши и только сегодня вернули? — поддел Дейдара.

— Ну правда, хватит уже, — Хината мягко тронула его за плечо, привлекая внимание. — Что дальше нарезать?

— Картошку, мм, — только сейчас вспомнив о деле, Дейдара вновь повернулся к столу, где лежала уже выпотрошенная индейка.

— Хозяюшка, — с насмешливым умилением протянула Анко; подойдя к Сасори, она прижалась к нему боком и была рада, когда он не отодвинулся.

Дейдара не ответил на колкость, но зато переглянулся с Сасори — Акацуки явно перекинулись фразами, используя связь своих колец. Отложив кухонный нож, который всё это время держал, и вымыв руки, Дейдара сказал:

— Ладно, и правда, давайте серьёзно. Вам, Данна, есть, что рассказать нам, мм.

Сасори задумался ненадолго, чуть склонив набок голову, а затем заговорил:

— Я всегда утверждал, что самонадеянность губит людей — Дейдара подтвердит, ведь обычно именно ему адресовались эти мои посылы, — однако сам глупо попался в её же ловушку, когда слишком близко подобрался к Тёмному Лорду. То, под что я попал — не Империус, а некая иная, более сложная ментальная магия. Благодаря некоторым предосторожностям — моим собственным и, стоит признать, частично принадлежащим Итачи, — Лорд вытянул из меня мало информации и никакой важной. Однако он далеко не глуп и придумал, как иначе можно использовать меня.

— В качестве марионетки, выходит? — усмехнулась Анко, но тут же поняла по тому, как напрягся Сасори, что шутка неудачная.

— Условно говоря, — прохладно ответил он. — Он решил натравить меня на Учих, что ему в принципе удалось. План заключался в том, что Итачи и Саске погибнут в Министерстве якобы во время боя между Орденом и Пожирателями (там, как вы помните, была такая суматоха и неразбериха, что концов бы потом не нашли), а я останусь чист и смогу дальше быть внедрённым в окружение Дамблдора шпионом Лорда. Впрочем, благодаря некоторым, — он кивнул напарнику и Хинате, — всё пошло наперекосяк. Когда стало ясно, что битва Пожирателями проиграна, я отступил и вернулся на базу Лорда. Пожалуй, опущу то, что вам, насколько я понял, уже рассказал Мадара: как они с Первым охотились на меня и возвращали в норму.

Придя в себя, я в полной мере стал осознавать неудобство ситуации. Вы вернулись в наш мир, и неясно было, станете ли искать возможность вновь попасть сюда и удастся ли вам это. В то же время в этот мир проник Кабуто, быстро понявший, что к чему, и установивший контакт с Лордом; он и Эдо Тенсей — угроза куда более серьёзная, чем все Пожиратели Смерти вместе взятые и на два умноженные. Война между магами меня как минимум не трогала, и рисковать собой ради волшебников я не собирался. Для всего этого было одно логичное решение: умереть.

— Неужели вы настолько не хотели сражаться в этой войне, Сасори-сан? — спросила Хината, внимательно слушавшая, тоже отложив на время готовку.

— Для меня в ней нет ни интереса, ни выгоды, — ответил Сасори. — Тратить силы на нечто, лично для тебя бесперспективное, нерационально.

— Хоть что-то в мире не меняется, — хмыкнул Дейдара. — Ваши цинизм и страсть к перестраховке я всегда обожал, мм.

— Не ёрничай, — одёрнул напарника кукловод. — Был бы ты как шиноби мудрее, понял бы.

— Я понимаю, — негромко произнесла Анко. — Я видела Третью мировую, да и потом в каком только дерьме не бывала, но в том только, которое без ущерба для миссии и интересов Конохи было не обойти.

Дейдара, похоже, всерьёз задумался над их словами. Сасори продолжил:

— Так или иначе, необходимость гибели была очевидна. План был разработан и приведён в исполнение при первом удобном случае.

— И что это был за план? — спросил, очнувшись от мыслей, Дейдара. — Всё-таки перехитрить Хокаге и Мадару…

— Благодаря тому, что мною был удачно выбран момент, спектакль разыгрывался почти исключительно для магов обеих сторон: Мадара был занят боем с Первым, а Второй и Четвёртый запечатывали Третьего. Мне было поручено прикрывать волшебников Ордена, однако где-то с середины боя это был уже не я.

— Оборотка, да? — уточнила Анко, не сомневаясь в ответе.

— Естественно, — кивнул Сасори. — Пока нас скрывала дымовая завеса, я поменялся местами с Пожирателем Смерти, на которого наложил Империус, а сам притаился неподалёку, используя его в качестве куклы, чтобы сражение выглядело натуральней. К вашему сведению, у Оборотного зелья есть одна интересная особенность: если человек погиб в чужом облике, то он не перевоплотится обратно.

— Хитро, — одобрительно хмыкнула Анко.

— Но как вам удалось подставить жертвенного барана под удар таким образом, чтобы это не вызвало ни у кого вопросов, мм?

— Всё не так уж сложно. Баран, как ты выразился, был под глубоким Империусом, как и ещё несколько Пожирателей массовки. Далее случилась чётко спланированная беготня, своевременное появление главного актёра в нужной точке — и вот уже Сасори Акасуна окружён. Он пытался оказать сопротивление, однако не смог продержаться долго против знаменитой Беллатрисы Лестрейндж и самого Тёмного Лорда. Авада Кедавра всё завершила.

— Офигеть просто, — Дейдара откинул с лица чёлку, во все глаза глядя на напарника. — Сасори-но-Данна, этот план… Да тут плана-то процентов сорок от силы, и это чертовски на вас не похоже, мм! Просто чудо какое-то, что всё удалось.

— Видишь ли, это самое чудо также входило в мой план, — отозвался Сасори со смешком. — Существует такое зелье: «Феликс Фелицис».

— «Жидкая удача»! — ахнула Хината.

— Верно, — подтвердил Сасори тоном профессора зельеварения, услышавшего правильный ответ на свой вопрос. — Глотка этого снадобья хватает, чтобы целый день тебе везло абсолютно во всём.

— Блин, ну тогда я не понимаю, — воскликнул Дейдара, — почему до сих пор эту штуку чанами не производят, мм?! Это бы офигенно облегчило жизнь!

— На законодательном уровне существуют ограничения на его использование. Впрочем, — Сасори чуть повысил голос, когда подрывник попытался его перебить, — это, в действительности, далеко не главный фактор, ведь работать в обход закона люди не стеснялись никогда. Помимо трудоёмкости и затратности производства, применение «Феликса» имеет крайне серьёзные последствия для человека. Компоненты зелья при накоплении в организме блокируют пути синтеза норадреналина, предшественника адреналина, а также кортизола и некоторых других гормонов — и накопиться им надо для этого в весьма небольших количествах. Как результат, реакция выпившего зелье сильно притупляется — он просто идёт на поводу у «удачи». При этом побочные эффекты настолько сильны, что если принимать зелье чаще, чем раз в несколько лет, синтез стрессовых гормонов будет ингибирован необратимо, и человек утратит чувство опасности как таковое. Как вы понимаете, маг, возможно, протянет без него какое-то время, но шиноби с подобным дефектом будет выбракован быстро.

— А почему бы тогда не принимать его постоянно, мм? — в тоне Дейдары чувствовался теперь не практический, а чисто научный интерес. — Если тебе во всём везёт, то чувство опасности, по сути, не надо, так?

— Помимо всего прочего, зелье ещё и крайне токсично. Поначалу начинает слегка кружиться голова, но при частом употреблении это перерастает в мигрени, затем начинают рушиться синапсы между нейронами, и мозг постепенно отмирает.

— Ну его в баню, если честно, это ваше варево, — заключил подрывник, картинно поморщившись. — Проблем больше, чем толку, мм.

— Я полагаю, в особых случаях его использование всё-таки резонно, — заметила Хината. — Как, например, в том, о котором рассказывает Сасори-сан.

Дейдара закатил глаза, но спорить не стал.

— Так или иначе, красиво умереть тебе удалось, — сказала Анко. — Как ты в этой-то дыре оказался?

— Подумай сама, — с насмешливой снисходительностью отозвался Сасори. — Тёмный Лорд и его шайка обходят это место стороной — Лорд не любит напоминания о своём происхождении, поэтому покинул пустующий и по праву наследования ему принадлежащий особняк Реддлов при первой же возможности и обосновался у Малфоев. В то же время, Альбус уже нашёл здесь крестраж и, следовательно, больше ему в окрестностях делать нечего. Вот и выходит, что специально никто: ни Пожиратели Смерти, ни Орден Феникса — сюда бы не попал.

— Ну, мы рассуждали немного не так, — засмеялся Дейдара. — Я подумал, что было бы со стороны Лорда гениально спрятать два крестража поблизости — вряд ли бы, как вы заметили, Данна, кто-то додумался их рядом искать. Но, видно, я немного переоценил его умственные способности, мм.

— А другого крестража здесь точно нет? — для порядка спросила Хината.

— Уверяю тебя, Хината, что нет — за эти месяцы я тщательно исследовал всю округу. Если бы крестраж был, я бы его нашёл.

Ненадолго воцарилось молчание. Один скользкий вопрос мучил Анко, но она, признаться, не была уверена на сто процентов, что хочет знать ответ на него.

— А собирался ли ты вообще воскресать? — всё-таки решилась Анко. — С раскладом, при котором бы мы не вернулись в этот мир, всё ясно, но вот допустим, не занесла бы нас нелёгкая в Литтл-Хэнглтон. Не знать, что мы в Британии с ноября, ты не мог — чего хмыкаешь, знаю я тебя! — но вот выползать из норы и радовать нас своим воскрешением что-то не особенно торопился.

— Я выжидал, — спокойно сказал Сасори, — наблюдал, что будет.

— Выжидал он, — проворчала Анко, насупившись.

— Так, я кое-что вспомнил! — встрепенулся Дейдара и, сунув руку в карман, извлёк оттуда зачарованное зеркало, использовавшееся для переговоров. — Итачи!

— Я слушаю, — раздалось полминуты спустя.

— В общем, у нас есть новости, мм, — Дейдара повернулся и выразительно посмотрел на кукловода.

Когда в комнате зазвучал голос Учихи, Сасори помрачнел, но к напарнику подошёл.

— Здравствуй, Итачи.

Анко искренне пожалела, что не видела в этот момент выражение лица Итачи; впрочем, скорее всего, он обычную свою мину удержал — голос его даже не дрогнул.

— Сасори.

— Воскрес? — в разговор беззастенчиво влез Кисаме, как видно, бывший сейчас рядом с напарником. — Да вы со Змеем редкостно живучие гады. Ты под каким камнем его нашёл, Дейдара?

— Под каким надо, мм, — отчеканил парень. Стоило отдать подрывнику должное: сам он мог собачиться с кукольником до посинения, но нападки других на напарника не поддерживал; тот, впрочем, отвечал ему тем же.

Проигнорировав обе их реплики, Сасори вновь обратился к Итачи:

— Я полагаю, нам необходимо обсудить некоторые вещи.

— Не со мной, Сасори. Я уже связался с Яхико, нашим лидером.

— Хорошо, — забрав у напарника зеркало, Сасори вышел в соседнюю комнату — смежную с кухней столовую — и закрыл дверь.

— Облом, — вздохнул Дейдара. — А мне интересно было, как Яхико на Данну отреагирует, — помолчав немного, прислушиваясь, он обеспокоенно добавил: — Что-то мне подсказывает, что разговор у них выйдет совсем не весёлым, мм.

— Будем надеяться, что всё обойдётся, — успокаивающе сказала Хината, возвращаюсь к прерванной разговором нарезке картошки.

Помявшись ещё немного, но всё-таки поборов желание пойти подслушивать, Дейдара занялся индейкой, а Анко, которую к приготовлению пищи лучше было вообще не подпускать, пристроилась на стуле и стала наблюдать за ребятами.

Хотя и скрывала это, она тоже беспокоилась за исход разговора Сасори с Яхико — от него зависело действительно многое. «Хотя, — успокаивала она себя, — Яхико же принял обратно в Акацуки Орочимару, да и Итачи многолетние действия в качестве крота простил… Сасори с любым договориться сможет, я в него верю…»

Спустя почти час кукловод, наконец, вернулся на кухню; по лицу его совершенно непонятно было, насколько всё хорошо или плохо.

— Ну? — Анко позволила себе проявить нетерпение.

— Я остаюсь в Акацуки, а также официально присоединяюсь к вашей команде, если ты это хочешь услышать, — откликнулся Сасори, хотя видно было, что он погружён в какие-то свои, вовсе не радужные мысли.

Остаток дня прошёл в спокойной, Анко бы даже сказала — уютной обстановке. Ужин, приготовленный Дейдарой, как всегда был хорош, и пришедшие в расслабленное состояние шиноби весь вечер беседовали на отвлечённые темы, оставив обсуждение плана дальнейших действий команды на следующий день. Только Сасори был едва уловимо напряжён, и это настораживало Анко.

— Так, что с тобой? — спросила девушка, когда они глубокой ночью пили в мансарде чай (Митараши хотелось виски, но кукольник запретил). — С тех пор, как поговорил с Лидером, ты какой-то нервный.

— Разве? — Сасори как всегда попробовал притвориться, но Анко продолжала серьёзно смотреть на него. — Возможно, я просто не люблю перемены.

— Перемены?

— Да, — он, кажется, решил побыть откровенным для разнообразия. — Нынешняя Акацуки, о которой Дейдара мне вчера рассказал, с главой которой я сегодня говорил, кардинально отличается от той, в которую я когда-то вступил: статусом, политикой, целями и методами.

— Тебе от этого некомфортно? — удивилась Анко, подавшись вперёд. Чего-чего, а такого от кукловода она не ожидала.

— А разве тебе самой было бы комфортно, если бы многое из того, на что ты прежде ориентировалась и что принимала за аксиому, изменилось бы в одночасье?

«Нет, конечно», — подумала Анко, но не сказала — ответ и так был очевиден. Вместо этого она, ведомая странным, необычным для неё желанием, взяла Сасори за руку, переплела пальцы.

— Но я всё та же и вряд ли уже изменюсь… Разве что ты опять пропадёшь.

Сасори не ответил, но его взгляд был более чем красноречив.