Акира: Пепел.

- Хаширо-сан… - позвал Кабуто и девушка, лежавшая перед ним, повернула голову. В её глазах застыл ленивый вопрос: судя по всему она не ожидала, что он станет говорить с ней сейчас. Кабуто слегка испугался, что вызовет её неудовольствие, потому что эта девушка не отличалась ни терпением, ни доброжелательностью. Но теперь перед ним была не та Хаширо, что он знал раньше, такой он её ещё не видел. Её взгляд был отстранённым, в нём сквозило безразличие. Она была совершенно спокойна… В такой серьёзный момент, обычно горячая и вспыльчивая, живо откликавшаяся даже на любой недовольный взгляд в её сторону, она просто лежала, закатав рукав водолазки.
Освещение в очередном пристанище Орочимару-самы оставляло желать лучшего, и Кабуто несколько раз просил хозяина улучшить условия, в которых ему предстояло работать, однако тот всегда лишь отмахивался. «Так и промахнуться недолго» - подумал Кабуто, но вслух ничего не сказал, не желая раздражать любимую ученицу хозяина, у которой, к сожалению, было слишком много власти, в том числе – власти наказывать за что угодно. Даже младший Учиха несколько раз попадал под раздачу, не говоря уже о самом Кабуто. «Ох уж этот Саске… Надо же, устроить нам такое… Ну ничего… Скоро Орочимару-сама будет в норме, и обязательно найдёт его…» - думал Кабуто.
- Что, Кабуто? – спросила она ровным тоном, глядя ему прямо в глаза. За стеклами очков, на которых играли отблески горящих всюду свечей, она увидела любопытный и, в то же время, опасливый взгляд, как будто Кабуто хотел задать вопрос, которого задавать не следовало, и прямо сейчас измышлял, как бы сделать это осторожно.
- Ты сама на себя не похожа, Хаширо-сан…
Ничего не ответив, девушка снова отвернулась и стала пристально вглядываться в пространство перед собой. Пыталась ли она что-то разглядеть? Или просто была слишком занята своими мыслями? Если бы Орочимару позаботился об освещении как следует, Кабуто заметил бы, что ее взгляд сделался совершенно невидящим. Его слова заставили её погрузиться в себя. «Сама на себя не похожа…» - подумала она. Как же все так вышло?

В семнадцать лет Хаширо Акира была уже талантливым джоунином. У неё была сила, красота и влиятельное имя. Она была первой наследницей главной ветви клана Акира, избалованной всеми своими достоинствами, социальным положением и любовью своих родителей. У неё не было почти никаких стремлений, потому что ей нечего было желать. Единственной страстью были изнурительные тренировки по нинджицу и тайджицу, и изобретение собственной техники. Хотя она была наследницей клана, человеком, которого априори должны заботить семейные дела и жизни его членов, Хаширо никто не был нужен, кроме себя самой. Должно быть отец видел это, и так не могло продолжаться вечно…
В тот день в Коноху прибыла делегация из Сунагакуре. Каждый клан в полном составе вышел на улицу, приветствуя Четвертого Казекаге и его наследников, среди которых был очень угрюмый маленький ребенок, и на него с опаской косились все члены делегации Суны. Четвёртый не обращал на ребенка ровно никакого внимания, приветственно махая рукой жителям Конохи. Стояла жуткая жара и Хаширо раздражалась все сильнее с каждой минутой, будучи задрапированной в платье по последней моде, которое было таким длинным, что волочилось по земле, а еще оно закрывало ее руки и шею. Так как она с родителями и двумя младшими сестрами, Курой и Широй, представляла клан Акира, они должны были выглядеть наилучшим образом, будучи "первыми лицами" своей семьи. Люди вокруг восторженно перешептывались о том, что свежеиспечённые союзники Конохи прибыли сюда, чтобы, среди прочего, найти невесту для старшего сына Казекаге, тринадцатилетнего Канкуро. Хаширо, однако было глубоко наплевать и на укрепление международных связей, и на Казекаге вместе с его детьми: все, чего она хотела – чтобы торжество наконец закончилось, и она смогла бы вернуться к разработке своей техники – она почти завершила ее. Внимательно рассматривавший множество лиц Четвертый Казекаге заприметил Хаширо, когда она понятия о том не имела. Девушка была достаточно высокого роста и очень хороша собой. Казекаге удовлетворенно хмыкнул: под длинным многослойным платьем серо-молочного цвета из легкой ткани угадывалась точеная фигура, ветер трепал гладкие черные волосы с пепельными прядями, стянутые в хвост на затылке; в правом ухе была платиновая серьга с бриллиантами, спускавшаяся до плеча. Но особенно Казекаге понравились глаза этой девушки – большие, но словно слегка прикрытые тяжелыми веками – это создавало впечатление томного взгляда. Казекаге не знал, что это за девушка, но запомнил символ этого клана – восходящее солнце…

Хаширо сидела на полу, подогнув под себя ноги. Она слегка склонила голову перед родителями, как бы в знак почтения, но в действительности же – чтобы они не увидели жгучей ярости, плескавшейся в ее глазах.
- …таково мой решение, – закончил отец. – Послезавтра ты отправишься в Сунагакуре, и отныне твой дом будет там.
- Отец, – тихо ответила девушка, – неужели ты отдашь меня, первую наследницу, в жены малолетнему сыну Казекаге? Неужели заставишь покинуть родной дом ради такой печальной участи?
- Печальной участи?! – воскликнул отец, а мать при этом, будто вся сжалась. – Стать невесткой Казекаге – печальная участь?!
- Возможно для простой девушки это - предел мечтаний… - покорно ответила Хаширо, но когда она подняла глаза, отец задохнулся от возмущения – столько в них было злости и непокорности. - Но я – шиноби! – крикнула Хаширо.
- Лорд Хокаге лично просил меня об этом! – взревел отец. – И ты подчинишься!
С минуту Хаширо Акира и ее отец сверлили друг друга гневными взглядами.
- Да, – наконец ответила девушка и, поклонившись, вышла из комнаты.
Ночь была спокойной: звезды мерцали на чистом, без облачка, небе, легкий ветерок шевелил листья и траву, где-то пели сверчки… Но переполненную злостью девушку это не волновало, она яростно топтала эту траву, ломала ветки, попадавшиеся ей на пути, пробираясь дальше в лес. Ей было необходимо высвободить свою ярость. Добравшись до поляны она, даже без приготовлений, сложила печати своей новой техники – и впервые все вышло именно так, как требовалось: смерч лавы вырвал с корнями деревья и обратил все в пепел в радиусе полукилометра, а жар, исходивший от него, опалил все вокруг до черноты. Отдышавшись, девушка привалилась к уцелевшему дереву и стала злобно представлять себе, как будет гореть Суна в ее лавовом смерче, когда…
- Впечатляет, – услышала она голос из-за деревьев. Она видела силуэт говорившего, но не могла понять, кто он.
- Кто ты? Покажись! – приказала Хаширо, и тут же пожалела о своих словах. Через мгновение перед ней возвышался легендарный Орочимару. Она знала, что он ушел из деревни несколько лет назад, и еще – что все его боялись, потому что он был очень сильным и совершенно безжалостным шиноби. Страх промелькнул в глазах Хаширо и это не укрылось от него. Он мерзко засмеялся и это заставило девушку не только прекратить бояться, но начать ненавидеть его. Она поднялась на ноги и оказалась одного с ним роста. Она злобно заглянула в желтые змеиные глаза, подойдя почти вплотную к легендарному саннину. Орочимару подобной наглости не стерпел и, все еще ухмыляясь, наотмашь ударил ее по лицу, причем сделал это так быстро, что она ничего не успела сообразить: только что она уверенно стояла на ногах, и вот, уже валяется в пыли, на выжженной земле, пачкая лицо, руки и одежду о сгоревшую траву, и ощущая во рту металлический привкус крови. Глядя на ее распластанное тело, Орочимару снова мерзко захихикал, гипнотизируя ее горящими глазами, словно змея, готовя броситься на свою добычу. Спустя мгновение девушка снова была на ногах и пошла на него таким тайджицу, какого Орочимару давно не видел у молодых шиноби. Конечно, он уклонялся от ее атак, хотя несколько раз она его, все же, слегка задела. Сам он не нападал, и даже толком не защищался. Уже в лесной чаще, далеко от сгоревшей поляны, девушка остановилась, чтобы отдышаться. Она смотрела на него зло и непонимающе. Орочимару оскалил зубы в улыбке.
- Пойдёшь ко мне в ученицы?
Хаширо опешила. К нему? В ученицы? С одной стороны, это была лестная оценка ее способностей, раз уж один из трех легендарных саннинов захотел стать ее учителем. С другой стороны, его предложение казалось абсурдным до крайности. Предатель Конохи, международный преступник S-ранга, приглашает ее присоединиться к нему, навсегда оставив родную деревню и предав всех своих близких. На секунду Хаширо закрыла глаза, представив себе свое будущее в Суне. Канкуро еще совсем ребёнок, а значит ей придется жить одной, пока он не подрастет. Да и вообще, она никогда не видела себя в качестве девушки на выданье… Она всегда росла со знанием, что она - наследница клана, она сама будет управлять своей судьбой, и не только своей… И теперь разве могла она смириться с положением невестки Казекаге? Ну уж нет! Да и что делать в этом проклятом городе? Она была там несколько лет назад, когда они с родителями ездили в гости к друзьям, и запомнила только одно - песок. Хаширо тогда жутко раздражалась, Курой было вообще на все наплевать, и только Широй восторгалась Суной, находя этот город очаровательным, и говорила, что обязательно поселится здесь, когда вырастет. Хаширо не могла ее понять – песок был всюду, им были выложены тротуары, из него были построены дома, и нигде ни одного деревца – все вокруг было песчаным, и от этого рябило в глазах. В конце концов, ей начало казаться, что даже жители Суны состоят из песка…
Хаширо одного хотела – самосовершенствоваться, а не заниматься вышиванием в этом отвратительном желто-коричневом городе, где песок лезет отовсюду… Но предать Коноху… Принести такой позор семье, запятнав ее имя… Оба варианта не нравились ей категорически, и вызывали огромное желание просто сгинуть, провалиться под землю, и больше никогда никого не видеть. Но Хаширо знала, что это невозможно… Нужно было выбирать.
- Я стану вашей ученицей, Орочимару-сама… - сказала она, слегка склонив голову в знак почтения.
Орочимару оскалил белоснежные зубы в улыбке, не сводя с нее горящих глаз, и подошел вплотную. Он вытащил невероятно длинный язык и пробежался им по щеке девушки, повергая ее в шок, но она подавила эмоции. Теперь он был ее учителем…
Понимала ли она всю серьезность происходящего? О чем думала, принимая подобное решение? Пять минут назад она была джоунином Деревни Скрытой в Листве, наследницей клана, будущей невесткой Казекаге. Теперь она потеряла все, променяла на силу и свободу. Стала отступницей. И не из ненависти, не из жажды мести, или по какой другой серьезной причине… А просто так, не желая прогнуться под обстоятельства. Можно сказать, по собственной прихоти…
Учитель шел впереди, раздвигая ветки, и, казалось, даже забыл о ней, но девушка послушно шагала следом, пока дорогу им не преградила одна хорошо знакомая обоим персона:
- Анко, – поприветствовал Орочимару свою бывшую ученицу, сверля ее взглядом.
- Ты… - выплюнула она в ответ. – Что ты здесь делаешь?
- Не твое дело, – прошелестел он, хищно улыбаясь. – Но если ты так хочешь знать, я нашел себе новую любимую ученицу… - усмехнулся он и повернулся к Хаширо, приглашая ее выйти из-за своей спины. Девушка послушно выступила вперед. Конечно, она была знакома с Анко Митараси, которую в деревне недолюбливали за то, что она была ученицей Орочимару, когда он ещё не стал предателем и не покинул Коноху.
- Акира Хаширо? – шокировано пролепетала Анко, отказываясь, по-видимому, поверить своим глазам. Ответа не последовало. С минуту Анко осознавала полученную информацию. Орочимару откровенно забавлялся, глядя на нее, лицо же Хаширо вообще ничего не выражало. Казалось она не понимает, что это не игра, все по-настоящему…
- Мразь... – прошипела Анко, обращаясь к своему бывшему учителю, а потом повернулась к Хаширо. – Еще не все кончено, с Проклятой Печатью можно бороться. Тебе не нужно уходить…
Хаширо сдвинула брови и повернулась к учителю:
- Орочимару-сама, о чем говорит Анко?
Но ответом ей была только задорная ухмылка саннина. Девушка снова повернулась к Анко и недоуменно на неё посмотрела. Анко задохнулась от возмущения:
- Так ты… Добровольно?!
Хаширо лишь спокойно кивнула, и Анко даже вскрикнула. На ее лице отобразился ужас.
- Предать деревню… Предать клан… Добровольно… Зачем?! – лепетала Анко, но Хаширо только плечами пожала.
- Я хочу заниматься своими делами, а не быть невесткой Казекаге в проклятой Суне.
Казалось, эти слова ужаснули Анко еще больше. То, что она услышала, просто не укладывалось в ее голове. Наконец, справившись с собой, Анко приняла боевую позу.
- Дальше вы не пройдете.
- Анко... – неожиданно нежно сказал Орочимару, беспрепятственно подходя к своей бывшей ученице, которая при этом почему-то даже не дернулась, не то, чтобы атаковать врага. – Будь хорошей девочкой и прекрати ревновать меня…
- Еще чего! – ощетинилась девушка. – Пошел к чёрту, Орочимару!
- Все еще обижаешься за то, что я вышвырнул тебя на улицу… - мягко продолжал он, перебирая пальцами волосы Анко. – Понимаю… И все же, не стой у меня на пути…
- А ты попробуй убрать меня с него! – огрызнулась Анко.
Орочимару подошел к ней вплотную. Его рука скользнула по ее талии, под плащик; он наклонился к ее уху и что-то зашептал. Его шепот был похож на шелест, и Хаширо ничего не могла разобрать, но она видела, что от слов учителя Анко едва заметно дрожала. Она не отталкивала его, и Хаширо была удивлена, ведь всего несколько минут назад Анко была настроена вполне воинственно. На ее щеках расцвел румянец, она приоткрыла рот и скосила глаза к лицу Орочимару. Ее лицо выражало одновременно наслаждение и страдание, и было ясно, что она не в состоянии бороться… Анко прикрыла глаза…
Наконец, Орочимару отошел от девушки, которая совсем не двигалась, лишь слегка дрогнула, когда он снял руку с ее талии. Она так и осталась стоять с закрытыми глазами, и страданием, написанным на лице.
- Идем, – сказал Орочимару Хаширо, и они обошли девушку, словно находившуюся в трансе.
- Что вы с ней сделали? – спросила Хаширо, когда они достаточно отошли. – Это какое-то генджицу?
Орочимару рассмеялся:
- Нет, сейчас не иллюзии властвуют над ней. А теплые воспоминания…
- Ваши слова обладают такой силой убеждения?
- В основном я использовал свой язык не для того, чтобы говорить, – хмыкнул он, и Хаширо передернуло, как только она вспомнила этот самый язык. – Хотя и это тоже.
Она ничего не ответила. Она хотела еще расспросить своего учителя, но пришла к выводу, что чрезмерное любопытство может разозлить его.
- Между прочим, тебе повезло, – лениво протянул учитель после некоторой паузы, и девушка вопросительно посмотрела на него. – Если бы мне не удалось договориться с Анко, я не стал бы драться с ней… Я бы заставил тебя. Возможно, даже насмерть. Мне не жаль ни одну из вас, она давно для меня бесполезна, а ты… Тебя я впервые вижу. Не ты первая, не ты последняя… Кстати, это было бы отличной проверкой твоих способностей…
Он резко повернулся к ней и сказал:
- Разворачивайся. Идем обратно.
Хаширо едва не споткнулась от неожиданности.
- Зачем?
- Анко не могла далеко уйти, мы найдем ее и вы сразитесь.
- Орочимару-сама… - пролепетала Хаширо и он с вызовом приблизил свое лицо, с жуткими змеиными глазами, к ее, словно проверяя, посмеет ли она озвучить то, что у нее на уме. – Может, не стоит?
Он в два счета швырнул ее в дерево, и кости противно хрустнули. Сквозь пелену боли она пыталась понять, не сломан ли позвоночник. Некоторое время она лежала, не в состоянии пошевелиться. Она открыла глаза и посмотрела на своего учителя, чье суровое лицо не предвещало ничего хорошего.
- Мне не нужны трусы среди подчиненных.
- Я не трушу! – зло выплюнула Хаширо сгусток крови. – Просто не хочу убивать Анко!
- Что? – прошептал Орочимару, склонившись над ней. – Оставь эти штучки конохских шиноби, ты больше к ним не относишься! – шипел он злобно, так, что в жилах леденела кровь. Он молниеносно перечеркнул символ Конохи на протекторе, который Хаширо носила на плече. - Ты будешь убивать, кого я скажу и когда я скажу. Мне уже надоело с тобой возиться! Если бы не твоя техника, давно бы прикончил тебя, но жаль зарывать такой талант в землю. И все же, не действуй мне на нервы.
- Да, Орочимару-сама, – проскулила Хаширо и, неимоверным усилием, поднялась на ноги. Тело немилосердно болело, но выбора у нее не было, она должна была идти за ним. Ковыляя следом за Орочимару по ночному лесу, Хаширо, наконец, начала осознавать, во что ввязалась, но менять решение было поздно, иначе он просто убил бы ее. Раз за разом, она прокручивала в голове картинки из жизни в Суне, от которой она убежала, убеждая себя, что она не смогла бы так жить… Но боль, переносимая сейчас, явственно свидетельствовала о том, что она поторопилась с выбором.
Остаток пути учитель не обращал на нее внимания и она, помня его предупреждение, помалкивала. Утром они уже были в Стране Звука. В пристанище Орочимару их встретил Кабуто Якуши, которого Хаширо неоднократно видела в деревне.
- Новое тело, Орочимару-сама? – с интересом осведомился он.
- Нет, новая ученица. Дай ей хорошую комнату и чистую одежду, – распорядился хозяин. – А ты, Хаширо, отдыхай сегодня, потому что завтра у тебя будет тяжелый день.
- Да, Орочимару-сама, – пролепетала девушка, почтительно склонившись. Кабуто взял ее под руку и повел по длинному, плохо освещенному коридору, в котором очень тянуло сыростью.
- Твоя комната, – сказал Кабуто, распахивая перед ней одну из множества дверей.
- Здесь легко заблудиться, – заметила девушка, проходя в комнату.
- Привыкнешь, – хмыкнул Кабуто. – Я скоро вернусь с едой и одеждой.
Дверь за ним закрылась и она стала осматриваться: достаточно лаконичная, просторная комната в приглушенных тонах, с уютным оранжевым светом. Хаширо расслабилась и поняла, что очень хочет спать. Все переживания в лесу были забыты. В конце концов, она ведь получила именно то, к чему стремилась – возможность посвятить себя тренировкам, чтобы увеличить собственные возможности, довести их до максимума, и теперь ничто не могло ей помешать. Когда пришел Кабуто, Хаширо встретила его почти радостно, и заметила, что он недоумевает, видя ее эмоции.
- Почему ты здесь? – спросил он.
- Я хотела много тренироваться, чтобы стать очень сильной, но в Конохе у меня больше не было такой возможности.
- А зачем тебе быть очень сильной?
- Просто так, – пожала плечами Хаширо, и брови очкарика взлетели вверх.
- И ради «просто так» ты пришла к Орочимару?
Хаширо раздраженно посмотрела на него:
- Почему это всех так возмущает? Я всё равно не могла остаться в Конохе, меня хотели выдать за малолетнего сына Казекаге и отправить в Суну.
- О, так это ты – та самая наследница клана Акира, которая приглянулась самому Казекаге?
- Что это значит? – опешила Хаширо.
Кабуто смотрел на нее, словно она была наивной дурочкой:
- Неужели, ты этого не поняла? Люди только о том и судачат… Сама подумай, зачем ему выбирать для сына такую взрослую жену? Нет, он захотел тебя для себя…
- А что потом? – тупо спросила Хаширо. – Когда Канкуро подрос бы достаточно для женитьбы?
- Думаю, с тобой произошел бы какой-нибудь несчастный случай... – усмехнулся Кабуто. – Неужели думаешь, Казекаге отдал бы сыну в жены собственную, уже надоевшую любовницу?
Девушка сидела ни жива, ни мертва. Кабуто, похоже, наслаждался ее замешательством.
- С другой стороны, – нагло протянул он, – разве можно его осуждать? Такую как ты и я хотел бы заполучить для себя, – развязно хихикнул он, бесстыдно оглядывая ее. Хаширо ощутила его ладонь чуть повыше коленки, и, опустив глаза, немного понаблюдала, как Кабуто поглаживает ее ногу. В следующее мгновение, она пригвоздила острым кунаем его руку к собственной ноге. Кабуто взвыл, она же стиснула зубы, наслаждаясь его болью.
- Совсем ненормальная?! – проскулил Кабуто.
- Проваливай отсюда! – крикнула девушка в ответ, и, для профилактики, разок провернула кунай по часовой стрелке, вырвав у Кабуто очередную порцию воплей. Собственную боль она игнорировала.
- Что тут происходит? – раздался спокойный голос хозяина, и оба испуганно затихли, предоставляя ему возможность самому все понять. С десять секунд он наблюдал, как сочится кровью ладонь Кабуто, пригвожденная к ноге Хаширо, а потом тихонько рассмеялся.
- Орочимару-са… - начал было Кабуто, поднимаясь, но кунай, проткнувший его ладонь, помешал этому. – Отпусти меня! – зашипел Кабуто яростно.
- Нет! – ответила она ему в тон, и прокрутила кунай еще раз. Кабуто напрягся и до крови закусил губу, но не позволил себе скулить в присутствии хозяина.
- Хватит, – сказал наконец Орочимару. – Хаширо, вытащи кунай. Кабуто, убирайся немедленно.
Кабуто поднял на него виноватые глаза. В этот момент он очень походил на пса, как показалось Хаширо, и она едва сдержалась от смешка. Наконец, дверь за Кабуто закрылась, и учитель присел на кровать рядом с ней.
- Очень больно? – заботливо спросил он.
- Нет, Орочимару-сама.
- А так? – задал он свой вопрос снова, глубоко проникая пальцем в кровоточащую рану. Дыхание перехватило от боли, которой просто взорвалась рана, но она выдохнула:
- Все… В порядке… Орочимару-сама.
Хотя она знала Орочимару всего около суток, она уже поняла: последнее, что он хочет видеть в своих учениках – это слабость. И все же, несмотря на абсолютно непроницаемое выражение лица, слезы выступили на ее глазах, и учитель вытер их ладонью неожиданно нежно. Он принялся залечивать рану, приговаривая:
- Хорошая девочка… С характером…
- Спасибо, учитель, – поблагодарила Хаширо, когда он закончил. Его ладонь мягко легла на её щеку. Он пристально посмотрел ей в глаза.
Она даже не дрогнула. Еще в лесу поняла, что однажды это случится, что она не будет лишь ученицей… И все же, она надеялась, что это произойдет не в первый же день… Нужно было ещё привыкнуть к мысли о его противоестественно длинном языке, внушавшем отвращение, но он не дал ей времени. Этот язык выполз изо рта, подобно змее, облизал ее губы, приоткрыл их, вошел внутрь… Она знала, что не смеет перечить, что должна угодить ему, сделать все, что он скажет, выполнить любой приказ. Он стянул с нее одежду – она не издала ни звука. Не посмела. Не имела права. Теперь она не имела вообще никаких прав.
Орочимару прижался к ней всем телом, слишком бледным, но оттого еще более красивым. На его коже мерцали отблески оранжевых ламп. Змеиные глаза гипнотизировали, пока умелые пальцы изучали ее тело.
- Почему ты ничего не делаешь? – донеслось до нее будто сквозь сон, и волшебство разрушилось. На смену ему пришел испуг и неуверенность, и даже стало как-то зябко.
- Простите, Орочимару-сама, – промямлила Хаширо, страшно краснея, и не зная, куда спрятаться от его внимательного взгляда. Она почувствовала себя так глупо… - Простите, я никогда прежде…
Она запнулась на полуслове, не в силах озвучить причину своего поведения. Учитель нависал над ней, и пряди его гладких черных волос касались щеки. На его лице отобразилось недоверие, но то, как она вся сжалась, как краснела, говорило лучше любых слов…
- Ладно, – медленно сказал он, – придется научить тебя и этому тоже. Я уже и забыл, как это нужно делать с невинными девушками… После Анко у меня таких не было…
Хаширо очень хотелось провалиться под землю из-за того, что она доставила учителю столько хлопот и разочарований.
- Простите, Орочимару-сама… - снова выдохнула она, закрывая глаза.
- Я буду нежным… Сегодня, – пообещал он.
Всю ночь Кабуто ходил по коридорам, особенно часто останавливаясь напротив комнаты Хаширо, и, судя по звукам, доносившимся оттуда, все больше убеждался, что слухи о его хозяине – правда. Девицы, которые попадали в руки к Орочимару, потом долго не могли его забыть. Наутро они все выглядели одинаково, и Кабуто слишком хорошо знал выражение на их лицах… Выражение полного удовлетворения.
- Чертов Орочимару! – проворчал он себе под нос, глядя на перебинтованную ладонь. – Конечно, ему она не посмела отказать… Никто не смеет… Ну, ничего… Настанет и моё время… Я стану еще могущественнее его, и у меня будет столько силы и власти, что вокруг меня будут виться десятки девушек…
Кабуто принес ей завтрак с нескрываемым презрением. Хаширо только плечами пожала: да, приличные девушки так себя не ведут, не стонут так громко, но что же ей было делать, ведь учитель не оставлял ее всю ночь…
- Тренировка в полдень, – сухо сказал Кабуто и, выходя, тихонько добавил – Шлюха…
К хозяину он явился с ожогом на пол-лица. Тот лишь усмехнулся, и Кабуто понял, что эту дрянную своевольную девчонку не будут наказывать…

- Кабуто… - позвала Хаширо.
- Да, Хаширо-сан? Тебе что-то нужно?
- Нужно. Прости меня за все, что я сделала с тобой за эти шесть лет…
- Хаширо-сан…
- Я прощена? – слабый голос, в котором, все же, проступили так хорошо знакомые Кабуто сердитые нотки.
- Да…
Впервые мелькнувшая в этих глазах слабость, признательность… И она снова отвернулась к стене, погружаясь в воспоминания.

Три года спустя Орочимару привел Учиху Саске. То, что случилось с его кланом, произошло еще когда она жила в Конохе. Ее сестра, ровесница пропавшего тогда Учихи Итачи, стала совсем нелюдимой после этого происшествия. Однако Хаширо было не до того, чтобы разбираться с переживаниями младшей сестры. Если бы не безответная любовь Курой к Итачи, она бы вообще не заинтересовалась всей этой историей и, может быть, даже забыла бы о ней. В конце концов, ее всегда волновала, прежде всего, она сама. Но когда этот мальчик пришел в их логово и она узнала о его мотивах, ей, в душе, стало даже немного стыдно… Было чувство, будто она пошла за Орочимару по очень глупой причине. Вот Кабуто, например, был его идейным последователем, а Саске присоединился, чтобы получить силу и осуществить месть. А Хаширо – просто чтобы избежать неудачного замужества и спокойно тренироваться. Как-то это не тянуло на достойную причину присоединиться ко всеми ненавидимому Орочимару. Да, теперь она была куда сильнее… Коноха не могла дать ей того, что она получила здесь, но ее не оставляла постоянная, гудящая в сознании мысль, о том, что все это никчемно, бессмысленно… Когда малыш Саске, такой весь из себя уверенный, пришел к Орочимару, его бросили на растерзание именно ей, чтобы она проверила уровень его подготовки и составила программу тренировок. И она его не пожалела, несмотря на значительную разницу в силе… Орочимару буквально пригвоздил ее к стене в тренировочном зале, казалось его тонкие, но сильные пальцы просто разорвут ее горло в клочья, стоит ему лишь слегка сильнее их сжать…
- Ты чуть не уничтожила мое новое тело!
- Нечего мне подсовывать самоуверенных сопляков! Он же гэнин!
- От тебя требовалось проверить его уровень, а не избивать до полусмерти!
- С какой стати мне его жалеть?!
- «Просто не хочу убивать Анко!» - неожиданно перекривил ее Орочимару.
- Это было три года назад, черт тебя дери, Орочимару! С тех пор многое изменилось! И вообще! Сам занимайся своим щенком! Мне-то что за дело?!
Это было ошибкой, и она сама это поняла, столкнувшись с таким знакомым взглядом, но было уже поздно…
Она очнулась в пыльном углу тренировочного зала. Левая рука ревела от боли, а на запачканных щеках нарисовались дорожки слез.
- Ты снова забылась, да? – спросил Кабуто почти заботливо, помогая ей подняться на ноги.
- Осторожно, – проворчала Хаширо, – у меня рука сломана.
- Вижу, в трех местах. Защищалась?
Она кивнула.
- Я предупреждал тебя, – сказал Кабуто, – но ты снова зарываешься. Мало тебе того, что ты обращаешься к нему на «ты», но ты же еще начинаешь ему перечить…
- Я поняла, Кабуто… - вяло огрызнулась Хаширо.
- Как хочешь… - шепотом ответил юноша.

- Ты составила программу тренировок? – спросил Орочимару, совершенно игнорируя перебинтованную руку.
- На столе – ответила Хаширо и отвернулась.
- Ничего не хочешь мне сказать?
- Простите, этого больше не повторится, Орочимару-сама – сказала Хаширо благоговейным тоном, как раз таким, каким говорила с легендарным саннином три года назад.
- Такой ты мне больше нравилась.
Хаширо тихо фыркнула, продолжая смотреть в сторону.
Он уже собрался уходить, но в дверях обернулся, глядя на нее с интересом:
- Скажи это.
- Что?
- Ты знаешь, – ответил он, швыряя свитки обратно на стол и скрестив руки на груди. Хаширо не слишком демонстративно закатила глаза и принялась говорить в том же тоне, полным преклонения перед учителем:
- Я знаю, я разочаровала вас, Орочимару-сама, но я буду стараться, очень стараться, чтобы больше не расстраивать вас…
Орочимару сел на постели.
- Это была моя любимая ученица… Ты стала слишком независимой.
- Такова твоя плата за мою силу. Чем я сильнее, тем меньше мне нужен ты…
- Неужели?
Ставшие уже родными пальцы скользнули вверх по бедру, блестящие черные волосы снова касались щеки, и бледные губы ласкали шею, заставляя забыть о боли…
- Я люблю тебя, – тихо сказала она.
Он не ответил.

Спустя еще три года малыш Саске, новый сосуд для Орочимару, просто ушел. Ушел и оставил Хаширо и Кабуто самих разбираться с этой проблемой. К сожалению, из всех доступных на тот момент тел, - а ждать больше было нельзя, - только одно оказалось достойным легендарного саннина. Он сам выбрал его.

Отблески свечей отражались в стеклах очков Кабуто. Хаширо не могла понять, больно ли ей, грустно ли, или, может, одиноко? И жалеет ли она о чем-нибудь вообще? Внутри образовалась пустота, а может, она была всегда, но она отчаянно твердила себе, что не могла поступить иначе, что она, в конце концов, занималась именно тем, чем хотела… Но предательская пустота говорила теперь совершенно определенно, что все было неправильно, все было ложно… Она провела в убежище Орочимару шесть лет, но что это дало ей? С другой стороны, останься она в Конохе, ее ждала бы участь наложницы Казекаге, и скорая смерть – как ненужной более вещи, использованной и потерявшей всякий лоск. И самое обидное, это понимали и Третий Хокаге, и ее родители. Здесь она, хотя бы, прожила несколько лишних лет. Как горько… Совершенно бессмысленных и бесполезных лет.
- Пепел… - сказала она, и Кабуто повернулся. Ее губы побледнели, лоб покрылся мелкими каплями пота. Он знал, препарат, подготавливающий новое тело к пересадке, уже начал действовать. Скоро от прежней Хаширо останется самый минимум – тело и навыки, личность же умрет, освобождая место для нового наполнения – Орочимару. Кабуто смочил вату в растворе и смазал сгиб локтя. «Приятно - подумала девушка. – Обманчивое ощущение безопасности, будто игла не проткнет кожу. А от осознания неизбежности этого, чувство еще острее».
- Кабуто… - снова позвала она.
- Хаширо-сан?
- Хаширо… Мне дали имя в честь пепла.
Она говорила монотонно, с полуприкрытыми глазами, и чуть растягивая слова.
- Это так символично, тебе не кажется? Моя жизнь была предопределена, как бесполезная, и надежды на обратное не было ни в одном из вариантов моей судьбы. Мне не больно… Кабуто…
- Хаширо…
- Двадцать три года я горела, и ничего после меня не осталось. Я теперь не больше, чем просто пепел. Лишь жалкое напоминание о чем-то настоящем. Полуматериальный остаток…
Кабуто замер со шприцем, уже собравшись сделать последний укол. В словах, которые девушка говорила о своей жизни, он услышал многое, что было бы актуально для него, если бы именно он сейчас проживал последние минуты. И он решил сделать ей последний подарок. Игла, наконец, вошла в вену и впрыснула в кровь смертельный яд. Орочимару-сама это тело не получит, и пусть после его вечно раздраженной подруги останется лишь тело, оболочка, это все же лучше, чем совсем ничего…
- Родители считали этот цвет красивым… Да, пожалуй… А у тебя пепельные волосы, Кабуто… - последняя улыбка. – Красивые…
Она осталась в земле, в лесу, возле большого валуна, и он обещал ей приходить сюда каждый год в этот самый день, понимая, что вряд ли сдержит свое слово. Оставив легендарного саннина, потерявшего всякую дееспособность, задыхаться от дыма и наблюдать красные отблески на стенах его последнего логова, Кабуто положил на валун пару цветов и ушел, не оглядываясь, не обращая внимания на крики, доносящиеся из горящего убежища. Он ушел, чтобы что-то сделать. Чтобы оставить на земле свой след.