Орёл, несущий копьё. Арка 2. Глава 3

В одиночестве сидя на террасе перед домом, постукивая ребром вскрытого конверта по столешнице, Адлер хмурился. Он не любил такие вот письма — письма из дома. Каждый раз, когда родственники решали напомнить о себе, когда большая неясыть приносила аккуратные конверты из богемской бумаги, надписанные индиговыми чернилами, настроение мгновенно падало, потому что Адлер знал: этим людям снова от него что-то понадобилось. И этот случай не был исключением.

Дорогой сын,

Надеюсь, у тебя всё хорошо. Необходимо, чтобы ты срочно вернулся домой. Есть дела семьи, обсуждение которых не терпит отлагательств.

Подписи не стояло, но он и так знал, что автором была мать — это её стиль пытаться прикрыть сухость напускной заботой. Хорошо хоть не стала интересоваться, как он провёл лето, в самом деле.

Что же нужно от него родителям на этот раз? В прошлый это, кажется, была необходимость всей семьёй присутствовать на похоронах деда матери, от которого ей по завещанию досталась не то шкатулка с драгоценностями, не то несколько старинных сервизов. А ещё раньше отправились отмечать совершеннолетие его мерзкой кузины Эльзы…

Однако чутьё подсказывало Адлеру, что теперь дело в ином. Но в чём же? Может, они придумали выбить для него должность в Министерстве?..

— Ты мрачнее, чем тучи при прошлом шторме, — с лёгкой иронией заметил Георг, вышедший на террасу и севший рядом; огромный дог Макса, выбежав за ним следом, улёгся у ног юноши. — Известия не радуют? — он кивнул на конверт.

— Самим своим наличием, — Адлер откинулся на спинку плетёного кресла, успешно отыгрывая насмешливую усталость. — Скажи, какой бы была твоя первая мысль, если бы тебя срочно вызвали домой, объяснив это «делами семьи»?

— Что отец имеет, что сказать с глазу на глаз, — отозвался Георг. — Есть темы, не предназначенные для писем.

Адлер искоса поглядел на него.

— Странно, наверное, когда вся европейская политика входит в понятие «дела семьи».

— Мы привыкли, — спокойно пожал плечами Георг. — Нас с самого детства готовили к этому, с весьма раннего возраста дали понять, что прожить жизнь вдали от большой политики нам не удастся… Впрочем, не скажу, что жалею об этом.

«Но и не наслаждается, — отметил про себя Адлер. — В отличие от брата».

Макс стал беспокоить его в последнее время. Раньше его увлечённость Тёмной магией воспринималась Адлером как дополнительный козырь в рукаве; что лукавить, он и сам немало занимался ею — в разумных пределах, потому что знал, насколько опасна она в первую очередь для разума мага (у Блэков — одной из чистокровных семей Британии, больше прочих промышлявшей запрещёнными заклятиями и ритуалами, — говорят, совсем под конец существования рода не осталось психически здоровых). Но Макс, кажется, в кои-то веки пренебрёг осторожностью, и после того, что написал Петар о захвате Цепи, после сообщений в газетах о жестоком убийстве в ходе ограбления главного казначея буянского порта, эти опасения переросли в уверенность.

Макс становился всё более Тёмным — пока ещё просто росла его сила, а также и жестокость, но сколько он продержится, прежде чем сойти с ума?.. Или, возможно, не сойдёт, справится — у Винтерхальтеров в роду было много великих чародеев, и их сила могла возродиться в Максимилиане. Однако же при любом из этих раскладов он может превратиться из союзника в опасного противника — истинно Тёмные всегда беспримерно эгоистичны, не терпят посягательства на власть, которую считают своей.

И всё же в этой партии была одна неучтённая фигура: Георг. Пока что Адлер приценивался к нему, старался понять, что этот юноша за человек, но в дальнейшем наверняка его можно будет как-то использовать, чтобы держать в узде Макса. «Будем надеяться, их братская любовь достаточно для этого крепка».

— К сожалению, от моих родителей такого ожидать нельзя, — вздохнул Адлер и заметил: — Полагаю, меня не будет пару дней.

— Тогда и я, пожалуй, уеду, — скучающе протянул Георг. — Без возможности поговорить с Максимилианом и тобой мне здесь делать совершенно нечего. Хотел научиться варить некоторые зелья, но Влад занят, так что… — он слабо развёл руками.

Адлер задумался ненадолго, а затем предложил:

— А ты не хочешь потренироваться в дуэлях? Деян сейчас остался без партнёра для тренировок, полагаю, он не откажется позаниматься с тобой.

— Будет ли такая просьба уместна? — усомнился Винтерхальтер.

— Будет, если я попрошу, — заверил его Адлер и жестом пригласил следовать за собой.

Было около девяти. Закончив с утренней пробежкой — он следил не только за поддержанием боевых навыков на должном уровне, но и за своей физической формой, — Деян разминался на площадке за домом, когда туда вышли Адлер и Георг.

— Можешь прерваться? — окликнул его Адлер. — Есть разговор.

Утерев мокрое от пота лицо полотенцем, Деян присоединился к ним.

— Что случилось? — коротко спросил он.

— Хочу попросить тебя заняться боевой подготовкой Георга, — «попросить» Адлер слегка выделил тоном.

Деян пристально посмотрел на юношу, оценивая его, — тот гордо выпрямил спину и ответил уверенным взглядом, невольно напомнив Адлеру Макса, когда тот был помладше.

— Хорошо, — наконец, Деян кивнул. — Если ты готов заниматься серьёзно.

— Иначе бы я здесь не стоял, — с достоинством ответил Георг.

— Тогда приготовься, сейчас и начнём, — когда юноша, с пониманием кивнув, отошёл, Деян вопросительно посмотрел на Адлера.

— Меня не будет несколько дней, — негромко ответил он. — Семейные дела и меня настигли. В это время присмотри здесь за всем; если придёт известие из Британии, дай знать, но не пересылай.

— Понял, — лаконично, как всегда, ответил Деян.

Махнув на прощание ему и Георгу, Адлер вернулся в дом, собрал некоторые вещи, после чего вышел за границу барьера, окружавшего дом, и трансгрессировал.

В следующий миг он оказался на гравийной площадке перед большим особняком из красно-бурого камня; он выглядел бы весьма мрачно, если бы не был увит плющом, не был бы окружён цветочными клумбами и зеленью парка. Хотя, признаться, Адлер бы предпочёл мрачность — цветы были, конечно, красивыми, но ни в коей мере не подходили под антураж жилища семьи, вполне соответствовавшей характеристике «потомственные Тёмные». Так он считал и в детстве и вёл ожесточённую борьбу с «безобразным декором»: обрывал лепестки у роз и лилий, стихийной магией, выбросы которой у него начались рано, поджигал астры и хризантемы, пускал собак топтаться по гортензиям и ирисам. После бывал наказан матерью, чьим детищем и были клумбы, не без этого, но попыток извести растения не прекращал, покуда клумбы не окружили таким барьером, что к ним стало вовсе без его снятия не подступиться. Впрочем, и это его не расстроило — библиотека в доме большая, а домочадцы не всегда внимательно следят за волшебными палочками…

Воспоминания заставили Адлера легко улыбнуться. Как же иначе всё было в детстве, когда интереснейшим приключением казался побег в соседнюю деревню, населённую как маглами, так и магами, находящуюся в паре миль от усадьбы, а самым серьёзным противником — гувернёр Пауль (в их семье, как и у многих знатных родов на континенте, помимо эльфов были и слуги-люди, хотя с каждым годом эта традиция всё больше теряла популярность), вечно норовивший поймать и усадить за занятия. «И вот сейчас мои приключения — боевые рейды, а оппоненты — не последние маги Европы, — думал он, взбегая по двум ступенькам к парадным дверям. — Как же всё меняется со временем…» Однако же нет, не всё — домовик встретил его в холле и поклонился в пол так же, как всегда.

— Молодой господин, добро пожаловать! — пропищал эльф, разгибаясь. — Все ожидают вас в гостиной.

— Все? — переспросил Адлер, чуть нахмурившись.

— У хозяев гости, молодой господин…

Адлер быстро поднялся по широкой лестнице на второй этаж, но у дверей гостиной невольно остановился, прислушался, стараясь определить, кто всё же внутри и чего ожидать. Однако затем, устыдившись собственной нерешительности, обеими руками распахнул створки.

Все присутствующие разом обернулись к нему. На одном диване, обитом ситцем с цветочным узором, сидели Оделия Гриндевальд, его мать, и её сестра, Хильда Лихтенберг, — плотная дама с постным лицом и абсолютным, как юноша неоднократно убеждался, отсутствием воображения. В кресле чуть в стороне от них расположился Освальд Гриндевальд, почтенный глава семьи, с трубкой в руке. У высокого окна, выходившего в сад, стояли кузина Эльза, как всегда неприязненно наморщившая носик при виде его, и незнакомая белокурая девушка.

— Доброе утро, отец, матушка, — с убийственной долей сарказма произнёс Адлер, быстро подходя и целуя руку матери, а затем и её сестры. — Тётушка, вы из года в год всё краше… Эльза, милая кузина, до боли в сердце рад тебя видеть! Но кто прелестная фройляйн?

— Моя подруга, Катрин Штибер, — представила Эльза, как показалось Адлеру, с каким-то затаённым до поры ехидством; Катрин сделала книксен и протянула ему руку.

— Адлер Гриндевальд, — он легко коснулся губами гладкой кожи и вновь развернулся к страшим. — Приятно видеть вас всех, однако осмелюсь спросить, что за повод был вызывать меня с припиской «срочно»?

Эльза за его спиной тихо хихикнула. Мать и тётка переглянулись с каким-то значением и одновременно уставились на Освальда; тот неспешно погладил пышные усы и поднялся на ноги.

— Пойдём, нам нужно поговорить.

Озадаченный, в некоторой мере настороженный, Адлер последовал за отцом в его рабочий кабинет, находившийся дальше по коридору. Плотно прикрыв дверь, Освальд жестом предложил сыну сесть, сам устроился в кресле за столом и пыхнул трубкой, явно оттягивая момент.

— Так что же произошло? — требовательно спросил Адлер. — Признаться, вы оторвали меня от дел.

— Твои дела подождут, — суровость, которую отец попытался вложить в тон, скорее смешила. — Речь идёт о благе семьи, и в этом вопросе решение остаётся за мной.

— Отец, прошу, не нагнетайте, — закатил глаза Адлер, начинавший уже раздражаться его увиливанием. — Что вы на этот раз хотите? Чтобы я написал за вас письмо в Нурменгард? Или вы решили заняться моей карьерой?

— Я решил заняться продлением рода, — Освальд не смотрел ему в глаза, принимаясь разглядывать то чернильницу, то часы на стене, то что-то за плечом сына. — Тебе пора жениться.

— Приму к сведению, — протянул Адлер с иронией. — Когда найду невесту, непременно вам сообщу.

— Прекрати это! — одёрнул его отец. — Никого искать тебе не придётся, мы сами обо всём позаботились. Та девушка с гостиной, Катрин Штибер, из богатой и знатной семьи, в этом году закончила Шармбатон.

— Блестяще, — фыркнул Адлер. — Нет, правда, отец, отличная шутка…

— Я не шучу, мальчишка! — на сей раз он, похоже, и вправду разозлился, даже стукнул кулаком по столу. — У нас был уговор: мы не вмешиваемся в твои дела, а ты не срамишь честь нашего рода! Так вот, глава рода приказывает тебе жениться, и точка!

— Ну полно, полно вам, успокойтесь, — Адлер через силу примирительно улыбнулся. На сей раз преимущество было не на его стороне — уговор был не словесным, а магически заверенным; ещё когда ему было двенадцать лет родители, устав бороться с ним, предложили этот договор, внешне очень смахивающий на позволение делать, что заблагорассудится. Адлер, тогда наивный, повёлся на посулы. — Я лишь имею в виду, что мне жениться слишком рано. Я ведь ничего не могу дать девушке, так как пока не имею собственного заработка. Давайте я устроюсь в жизни, и тогда уже вернёмся к этому разговору…

— Ну уж нет, — твёрдо покачал головой Освальд. — За ней большое приданое, да и мы не поскупимся на свадьбу единственного сына. Получишь дом в Берлине, приличный счёт в банке и молодую жену в придачу — чем плохо?

«Всем, — мрачно подумал Адлер, прикусив изнутри щёку, — желание достать палочку и кинуть в отца каким-нибудь заклятием было как никогда сильно. — Но отказать я в самом деле не могу… Может, убить его? Как новый глава рода, я буду волен поступать, как захочу… Ах, нет, пока рано, на данном этапе преследования за убийство мне ни к чему…»

Он заставил себя с самым смиренным видом изобразить капитуляцию.

— Признаю, ваши доводы убедительны, отец… Насколько далеко обсуждение уже зашло? Я ведь узнаю об этом последним, правда?

— Конечно, — хмыкнул Освальд, явно чувствуя себя победителем. — С семьёй Штибер мы практически уже договорились, осталось согласовать всего пару вопросов — это произойдёт в пятницу. До этого времени Катрин поживёт у нас — мы с её отцом решили, что вам неплохо было бы познакомиться поближе перед помолвкой…

«Сегодня среда, — уже не слушая его, высчитывал про себя Адлер. — Грубо говоря, у меня есть два дня, чтобы придумать, как расстроить свадьбу… Чёрт, как это всё не вовремя!»

На обед в столовую на первом этаже, обставленную с помпезной роскошностью, он спустился с весёлой улыбкой на губах.

— Ты выглядишь очень счастливым, дорогой кузен, — едко заметила Эльза. — Новость тебя порадовала?

— А разве ты сомневалась, что будет именно так? — изумился он и поклонился сидевшей рядом с подругой Катрин. — Одна мысль о предстоящей помолвке с вами делает меня счастливым.

— Я рада этому, герр Гриндевальд, — негромко ответила Катрин.

Адлер занял своё место за столом рядом с отцом. Тот всё ещё выглядел довольным собой, а вот мать строго и внимательно посмотрела на сына — не верила, что он так легко мог сдаться. Нужно быть осторожней.

— Расскажешь, как проводишь лето? — спросила она почти даже участливо. — Ты совсем не писал нам.

— Простите за это, матушка, был занят. Мы с товарищами ставили эксперименты.

— Говорят, у тебя блестящая компания, — ввернула тётка. — Наследники Джукичей, Тоддлеров, даже старший сын Винтерхальтеров...

— Теперь и младший, — скромно добавил Адлер.

— Но, кузен, ты ведь полукровку Штайнера взял под крыло, — Эльза скривилась, что сильно испортило её в общем-то хорошенькое лицо. — Неужто не брезгуешь общаться с подобным существом?

— Эльза, не говори так, — мягко пожурила её Хильда и вновь повернулась к Адлеру. — Я слышала, он разругался с отцом. Кажется, мальчик всё же знает, где его место.

— У ноги хозяина, — хмыкнула Эльза.

— Довольно, — решительно вмешалась Оделия. — Не будем портить обед подобными высказываниями, племянница.

— Обед восхитителен, — подала голос Катрин, робко улыбнувшись. — Насколько мне известно, вы сами планируете меню, фрау Гриндевальд?

— Матушка ведёт всё домашнее хозяйство, — ответил за мать Адлер. — Сама следит за порядком и кухней, а особенно любит заниматься садом…

Родители, прекрасно помнящие его детские выходки, помрачнели, но Катрин слушала, казалось, с искренним интересом и восхищением.

— Как чудесно! — воскликнула она. — Так мало женщин высшего света занимается домоводством самостоятельно, но зато в домах тех, кто уделяет этому время, всегда чувствуется особенная атмосфера уюта, домашнего очага…

Борясь с желанием закатить глаза, Адлер уделил внимание отличному мясному стейку, в меру прожаренному, очень сочному… Всё же мать знала, как вывести его из игры: вкусные блюда на столе неизменно оттягивали его интерес от разговора. Тем более что этот был учтиво-светский, не интересный, и Адлер пропустил его полностью, подняв голову лишь когда отец поднялся из-за стола.

— Прошу меня извинить, вынужден вас покинуть. У меня назначена деловая встреча.

— Вас ожидать к ужину? — уточнила мать.

— Едва ли я освобожусь к этому времени…

— Не хотите пройтись? — негромко предложил Адлер Катрин. — Я покажу вам сад.

— С удовольствием.

На улице в этот день было приятно, совершенно не душно, а солнце не палило, то и дело скрываясь за облаками, бросавшими на землю большие тени. Молодые люди неспешно пересекли площадку перед парадными дверьми и по хитросплетению дорожек углубились в парк. Всё утопало в цветах, которых, казалось Адлеру, стало ещё больше, чем было в прошлом году — этих раздражающих яркий пятнен. Прежде же на этом месте — он видел старые рисунки и колдографии поместья — была тренировочная площадка таких размеров, что на ней одновременно могла сражаться дюжина магов, и никто бы другому не помешал. А чуть дальше, на отрезке между группой вековых дубов и восточной оградой, некогда простирался живой лабиринт со стенами трёхметровой высоты из самшита… сейчас там яблоневый сад.

— Что это за цветы? — аккуратно придерживая длинную юбку, чтобы та не расстелилась по земле, Катрин присела на корточки возле одной из клумб. — Такие дивные.

— К сожалению, не могу ответить на ваш вопрос. По правде сказать, я не слишком хорош в садоводстве.

Катрин подняла на него недоумённый взгляд; теперь Адлер обратил внимание, что глаза у неё синие, по-детски невинные.

— Тогда что же вы хотели мне показать в парке?

— Скорее не показать, а поговорить, пока мы одни, — Адлер протянул ей руку, помог подняться, а затем отвёл к скамейке, стаявшей неподалёку в тени плакучей ивы, надёжно скрывавшей сидевших под ней от взглядов из дома. — Прежде всего, я бы хотел принести извинения.

— За что же? — удивилась девушка.

— В попытках казаться более аристократичными, чем являются, мои родственники придерживаются устоев и манер начала века. Но мы с вами — люди другого поколения и способны обходиться в общении без излишнего формализма, как вы считаете?

Катрин смутилась и чуть отвернулась от него.

— Меня воспитывали в тех же строгих традициях, что и вас, герр Гриндевальд, — проговорила она неуверенно. — Однако если вам угодно отбросить их…

— Это вовсе не обязательно, если доставляет вам неудобство, — немного поспешно сказал Адлер. Как же давно ему не приходилось так внимательно следить за манерами и речью! Как же это нервирует! — Единственное, на чём я осмелюсь настаивать, — не стоит называть меня «герр Гриндевальд», лучше просто по имени.

— Хорошо, Адлер, — по-прежнему без особой уверенности согласилась она. — Тогда и вы, пожалуйста, зовите меня по имени.

— Тогда скажите мне, Катрин, каково было ваше участие в подготовке этого брака?

— Ах, — она покраснела, — разве можно нам обсуждать это?..

— Прошу, ответьте, — сказал он настойчивей. — Я буду вашим мужем, и вы должны быть честны со мной.

В какой-то мере даже забавно было наблюдать, как борются в ней вбитые правила: не болтать лишнего и не врать своему супругу, пусть даже и будущему.

— Да, я… конечно, я буду честна, — ответила она, наконец. — Мой отец втайне договорился с вашим и лишь затем поставил в известность меня — это случилось всего неделю назад. Однако я знала о вас и раньше. Эльза…

— Отзывалась об мне крайне лестно, я полагаю? — всё же не удержался Адлер.

— Не совсем… Но я была на праздновании её совершеннолетия. Вы, верно, меня не помните?

«Помню с того вечера только, как жалел, что не знаю ещё формулу Адского пламени…»

— За два года многое ушло из памяти.

— Ничего, вы вряд ли бы могли меня выделить среди других девушек, ведь были так задумчивы, что даже пару раз не слышали, как вас окликали, — она застенчиво улыбнулась. — Отчасти поэтому я вас хорошо запомнила: у вас был такой одухотворённый вид…

«Стало быть, вот как я выгляжу, когда придумываю способы изощрённого убийства», — фыркнул про себя Адлер и развёл руками.

— Порой я бываю рассеян, признаю.

— После я много слышала о вас от знакомых, обучающихся в Дурмстранге. Они все рассказывали, что вы очень талантливы: лучший студент школы, лучший дуэлянт — в стенах замка для вас нет ничего невозможного! А затем от Эльзы я с удивлением узнала, что романы, подписанные «А. Г.» — ваши. Почему же вы не издаёте их под своим именем?

— А вы полагаете, многие станут читать романы о простых людях и их жизнях, если они вышли из-под пера правнука последнего европейского Тёмного диктатора? Вот если бы я надумал написать нечто о прадеде… — он выдержал паузу и спросил: — Вам они понравились? Романы?

— Да. У вас красивый слог.

«А что смысл?..» — хотелось спросить, но тут их окликнули — к молодым людям приближалась Эльза.

— Пришла выручить тебя, Катрин, — произнесла она, насмешливо глядя на Адлера. — Кузен так нагло похитил тебя, мы волновались.

— Всё в порядке, Адлер показывал мне парк, — Катрин светло улыбнулась и взяла её руку в свои. — Мы замечательно проводим время, не стоило беспокоиться.

— В любом случае, — Эльза потянула подругу к себе, вынуждая подняться, — нас зовут пить чай. Нас всех, — особенно выделила она тоном, вновь посмотрев на Адлера.

— С пирогами, надеюсь, — беспечно откликнулся он.

Следующим утром он встал затемно, быстро оделся, открыл окно и, ловко, сноровисто цепляясь за выступы на стене (уже давно наколдованные для подобных целей и надёжно скрытые от любопытных глаз разросшимся плющом), спустился со второго этажа на землю. Убедившись, что не был замечен никем, Адлер поспешил к калитке, служившей боковым выходом с территории поместья, обнесённой забором. Той пользовались не очень часто — разве что слуги, когда ходили в деревню, да сам Адлер, — но петли исправно смазывались сердобольными эльфами, так что механизм не скрипнул, когда юноша вышел. По тропинке, начинавшейся прямо от калитки, он прошёл через рощу и остановился на опушке, ожидая.

Пунктуальность всегда его отличала, поэтому Влад появился в тот самый момент, когда часы на башне в деревне, хорошо просматриваемой отсюда, с холма, начали отбивать шесть.

— Принёс, что я просил? — без предисловий спросил Адлер.

— Принёс, — Влад передал ему мелкий флакон, а затем посмотрел очень настороженно. — Но зачем тебе это зелье?

— Необходимо для решения одной проблемы, — отмахнулся от него Адлер.

Нахмурившись, Влад заговорил очень серьёзно:

— Я не знаю, что у тебя за проблема, но наверняка могу сказать, что метод, которым ты собрался её решать, раз задействуешь именно такое снадобье, аморален…

— Довольно нравоучений, — перебил его Адлер, но юноша неожиданно не послушался.

— Это же твоя семья — разве она для тебя не свята? Неужели ты сможешь спать спокойно, сотворив с родными людьми нечто… да всё равно что! С семьёй нельзя поступать так, даже ты не можешь…

— Не смей мне говорить, что я могу, а что нет! — рявкнул Адлер, всё-таки выведенный из себя. — Я ведь уже предупреждал тебя против этого.

— Но я не могу молчать! — порывисто воскликнул Влад; он раскраснелся, нервно подёргивал щекой — переход на повышенные тона явно дался ему нелегко, отнимал много душевных сил. — Ты заблуждаешься, Адлер, если думаешь, что семья неважна, ах, как же ты заблуждаешься! Человеку плохо одному, когда некому поддержать его в трудную минуту, помочь, защитить…

Он вскрикнул от боли, когда тёмномагический хлыст стеганул его по плечу, рассёк ткань рубашки и кожу. Зажав рукой рану, Влад прикусил губу, ссутулился, глядя на Адлера, указавшего на него палочкой.

— Я предупреждал, — проговорил Адлер с холодной яростью. — Не оспаривай моих действий. Какова твоя роль в группе? Проповедник? Нет. Так вот чаще напоминай себе, почему и для чего ты в Семёрке. Сейчас иди, но больше я так снисходителен не буду.

Низко склонив голову, Влад попятился от него и трансгрессировал, а Адлер, круто развернувшись, зашагал обратно. «Спокойнее, спокойнее, — мысленно твердил он себе. — Нужно взять себя в руки… А не был я чересчур мягок? Спускать такое нельзя, он ведь уже второй раз пытается прочесть мне нотацию… Ладно, если осмелится на ещё один — преподам полноценный урок».

К тому времени, как добрался до дома, он уже совладал с собой. Вернувшись в комнату тем же способом, что и покинул её, Адлер, посомневавшись немного, положил флакон в карман и отправился в малую гостиную. В отличие от другой, где родственники его встречали накануне, эта была обставлена довольно просто: несколько массивных кресел, чей цвет обивки перекликался с тяжёлыми бордовыми шторами, небольшой стол из тёмного дерева, камин и рояль. В детстве именно здесь и на этом инструменте Адлер учился играть; старому герру Зольбергу нравились строгие линии окружающих предметов и отсутствие за окном чего-нибудь интересного, что могло бы отвлечь ученика от занятий, а мальчику — атмосфера этой мрачной комнаты, одной из немногих, что остались в поместье не переделанными на новый, утончённо-аристократичный лад. Здесь всегда особенно хорошо было играть что-нибудь сильное из Баха…

Музыка как всегда помогла отвлечься, привести мысли в порядок. Его, Адлера, план действий верен, а Влад говорил ерунду: раз родственники относятся к нему, как к вещи, то с чего бы ему самому воспринимать их иначе? Разумеется, не с чего…

— Удивлена, что ты играешь так рано, — Адлер невольно напрягся, когда раздался голос. Погрузившись в мысли он не слышал, как мать вошла и опустилась в одно из кресел; похоже, она ждала конца партии, чтобы заговорить.

— Я разбудил вас? — отзвук замолк, и он негромко начал новую мелодию. — А ведь, кажется, накладывал на дверь заглушающее.

— Нет, не разбудил. В нашем доме гости, и я хочу быть уверена, что их пребывание пройдёт идеально. Но почему не спишь сам?

— Матушка, мне вчера сообщили, что я женюсь. Волноваться по этому поводу и не спать нормально.

— А разве ты волнуешься?

— Пожалуй.

Мать помолчала, а затем сухо заметила:

— Не знаю, что у тебя на уме на самом деле, но на Катрин ты произвёл хорошее впечатление. Она, конечно, во многом ещё неразумный ребёнок, но уже сейчас тянется исключительно к тем, кто перспективен и что-то из себя представляет. Как она пришлась тебе?

— Милая девушка, — ответил Адлер. — Впрочем, разве моё и её мнение имеет значение, когда обо всём уже договорено?

И вновь повисла тягучая пауза. Он надеялся, что мать, наконец, уйдёт, исчерпав свой лимит общения с ним, но та вдруг сказала весьма серьёзно:

— Ты можешь не любить жену, но ты обязан её уважать, как, разумеется, и она тебя. В противном случае семья рухнет.

— Так вот, значит, как наша ещё держится… — саркастично протянул Адлер и закрыл клавиатуру. — Не беспокойтесь, матушка, я сделаю всё, как подобает, и не посрамлю честь рода.

Под всё тем же благовидным предлогом лёгкого мандража перед помолвкой он удалился в библиотеку, где провёл половину дня, обложившись старинными фолиантами о чарах, на деле же перечитывая «Графа Монте-Кристо». Отвлечься от романа и прикрыть его пергаментами пришлось, когда в дверь робко постучали.

— Вы не спустились на обед, — пояснила Катрин; у неё в руках был поднос, на котором стояли тарелка с ещё дымящимся рагу и кувшин. — Я решила принести его вам сюда.

— Благодарю за заботу, но, право, не стоило утруждать себя.

— Мне вовсе не трудно! — возразила девушка и, поставив поднос на свободный край стола, опустилась на стул. — Что вас так захватило, что вы не пришли?

— Как и всегда, мысли и книги, — он обвёл широким жестом извлечённые с полок тома. — Только они и могут отбить у меня аппетит.

— Я запомню, — пообещала Катрин. — Я постараюсь запомнить все ваши увлечения и поддерживать их.

— Как и я ваши, — рагу медленно стыло, и Адлер наложил соответствующие чары, чтобы предотвратить это. — После свадьбы у нас будет для этого целая жизнь.

Катрин вдруг вздрогнула, отвела взгляд и спешно отошла к стеллажам с книгами. Такой шанс упускать было нельзя; наполнив стакан водой, Адлер влил туда немного зелья, последний ингредиент в которое добавил ещё утром, и подошёл к девушке.

— Что вас тревожит? — мягко спросил он, протягивая ей стакан.

Приняв его, Катрин механически выпила, по-прежнему глядя в сторону.

— Я… немного боюсь, — очень тихо призналась она. — Всё это так неожиданно и ново… Всего три месяца назад я не знала забот, бегала с подругами по лугу возле Шармбатона за бабочками — а через несколько недель буду замужней дамой, через год, если даст бог, — матерью… Мне страшно, действительно страшно от таких быстрых перемен…

— Вам нечего бояться, — Адлер взял её руку и легко поцеловал. — Я никогда не причиню вам вреда.

Он смотрел ей в глаза — и видел, как они медленно застилаются поволокой. Зелье начало работать.

Вечером он играл для дам, а затем, оставив их листать семейные альбомы с колдографиями — вот же бессмысленное занятие, — отправился искать отца. Тот в кабинете перебирал какие-то бумаги и явно удивился, увидев в дверях сына.

— Что ты хотел? — резко спросил отец.

— Завтра у меня подписание брачного договора, а в воскресенье — помолвка, — Адлер подошёл и поставил перед ним бутылку дорогого огневиски. — Это стоит отметить.

Колебался Освальд совершенно недолго; он отрывисто кивнул и отложил бумаги, а Адлер наколдовал два стакана и разлил по ним напиток.

— За успех этого союза, — провозгласил Адлер. — Пусть наш род как можно больше выиграет от него.

— За успех, — поддержал отец, охотно приложившись к стакану. Адлер едва пригубил и незаметно очистил свой стакан невербальным Эванеско. — Ты ведь ничего не собрался испортить, сын, а? Эта девчонка — лучшая партия, которую можно найти.

— Какого же вы дурного, однако, обо мне мнения, — вздохнул Адлер, вновь наполняя стаканы. — Неужели считаете, что я не умею видеть выгоду?

— Всегда думал, что у тебя о ней какое-то своё представление, — всё повторилось, как в прошлом круге. — Взять хоть что ты учудил с выпуском…

— Всё ведь в итоге обернулось хорошо.

— Да, подумать только… Но я уже говорил: мне всё равно, что и как ты делаешь, пока это не бросает тень на имя Гриндевальдов, — он опрокинул в себя третий стакан. — Мы ещё долго не отмоемся до конца от славы моего сумасшедшего деда, так что не должны, по крайней мере, оставлять на семейной репутации новых пятен.

— Да, вы правы.

— Глава семьи всегда прав! — возвысил голос отец.

Огневиски кончался чересчур быстро; Адлер взмахнул под столом палочкой — и уровень жидкости в бутылке повысился.

— Да, хозяин дома прав всегда, — Освальд ткнул пальцем в сторону сына. — Убедись, что жена и дети это понимают. Если нет — заставь их понять!

Отец взял новый полный стакан и, откинувшись на спинку кресла, принялся подкручивать ус, буравя юношу пристальным взглядом.

— С тобой всегда было много мороки, — беззастенчиво сообщил он. — Таких ершистых чертят ещё поискать… Хорошо хоть теперь набрался ума.

— Многое переосмысливаешь с годами, — Адлер прикрыл глаза, убеждая себя убрать палочку; за стуком крови в ушах он слышал глотки.

— И молодец, что осмысливаешь! Дети должны быть почтительными и делать, что им скажут… — он громко икнул. — Да ладно, скоро сам всё поймёшь. Вот будет у тебя ребёнок — почувствуешь на своей шкуре, каково это… Только спуску не давай с самого начала, а то вырастет чёрти что!

— Непременно, — уверил его Адлер, со всё большим трудом удерживая подобающее выражение лица.

— А может, надо было тебя муштровать, как делали с мальчишками раньше, — не был бы тогда таким своевольным, поди? — продолжал говорить отец, уже не обращая на него особого внимания. — Хотя, с дедом вот не помогло — даром что прадед, я слышал, ему спуску не давал, всё равно вон кем стал… А-а, к чёрту. Я своё дело сделал, да и тебе уже семнадцать есть, так что со своей жизнью разбирайся сам. Только семью позорить не смей!

— Не опозорю, — твёрдо произнёс Адлер. — Всем докажу, что я достоин своего имени.

Он поднялся и вышел, оставив отца наедине с огневиски, — тот был уже в требуемом для реализации плана состоянии, а задерживаться рядом с ним дольше, чем оно требовалось, Адлер не имел желания.

Макс своего отца считал полубогом — он не говорил этого, но Адлер видел его взгляд. Влад со своим мог яро спорить, мог разругаться в пух и прах — но продолжал искренне и непоколебимо его уважать. Адлер же своего попросту презирал.

Уже поворачивая за угол, он успел заметить, как в приоткрытую дверь кабинета проскользнула какая-то тень.

Скандал, разразившийся на следующий день, был беспрецедентен по своим масштабам — такого взрыва в поместье Гриндевальдов не случалось лет пятьдесят так точно.

Невеста Адлера была обнаружена в постели его отца.

Освальд мялся, морщился от похмельной боли в голове и пытался объяснить разгневанной супруге, что не понимает, как это всё произошло. Катрин плакала и клялась, что любит его с того самого момента, как впервые увидела, что не могла отдать себя никому, кроме него. Её пыталась унять Хильда, а Эльза громко кричала, что надо позвать целителя — пусть проверит, не находится ли девушка под каким-то внушением. Но даже если его и вызовут, целитель ничего не обнаружит — факт применения этого зелья было не выявить никакими методами, Влад за это ручался.

Ну а пока в доме творился хаос, который усиливался по мере приближения времени прибытия герра и фрау Штибер, Адлер заперся в малой гостиной и раз за разом играл «Воздух» Баха.

Пожалуй, завтра он уже сможет забыть обо всех этих глупостях и вернуться к делам.