Маленький Принц. Далее...

Бегство
То, что было дальше, я помню смутно, больше обрывками. Помню, что у самых дверей борделя руки мои предательски задрожали, но я, как герой из какого-нибудь фильма, набрал побольше воздуха и вошел.
Передо мной возникло ошарашенное лицо Конан, быстро приобретающее голубой оттенок – я просто оттолкнул ее в сторону и двинулся дальше.
На моем пути выросла фигура Кисаме. В тот самый момент, когда его рыбья лапа выхватила меч, я засандолил ему промеж ляжек – здоровяк остался в долгом нокауте.
Я бежал по коридору, ломясь во все двери по очереди. Одна из них резко распахнулась еще до моего толчка, и оттуда в меня полетел длинный кожаный хлыст, прочертивший на моей щеке рану. Итачи еще не успел закончить движение, но я, не чувствуя боли, ухватился за конец бича и рванул на себя. Итачи упал лицом вниз, и я припечатал ботинком по его голове.
Внутри комнаты было тихо.
- Саске! – крикнул я, – послышалось копошение, и мальчик с выпученными глазами пронесся мимо меня.
- В машину! – я устремился за ним. Мы быстро вскочили в кабину железного коня и укатили прочь от борделя Итачи.
Я мельком взглянул в стекло заднего вида: на автостоянку высыпала толпа посетителей, среди которых угадывалась фигура Конан. За ней, прихрамывая, трусил Кисаме – его здоровый меч волочился по асфальту. Последнее, что я увидел, было, как взбешенный Итачи выбежал вперед и замахал руками. По его лицу стекала кровь, – я неплохо приложился к его темечку, - заливая блестящие глаза.
Если тебе надо, ублюдок, приедешь за ним в полицейский участок, - сказал я себе, вдавливая гашетку в пол.
Было около двух часов ночи, и машин на дороге стало поменьше: все реже кабину моего коня освещали фары встречных машин. Linkin Park пропели свои песни, так что я снова заменил диск на Enigma. Руки мои все еще дрожали и мне необходимо было расслабиться. Я порылся в бардачке и нашел сигареты, закурил. Взгляд снова зацепился за глянцевую обложку книги.
- Твое, - я отдал ее мальчику.
- Спасибо, - тихо ответил он, благодаря то ли за книгу, то ли за спасение.
Так, в молчании, мы проехали тридцать пять километров. Я все время поглядывал в зеркало заднего вида, не промелькнет ли где-нибудь красная блестящая машинка. Или длинный черный «катафалк» Кисаме. Но ничего подозрительного не было видно, и я позволил себе немного расслабиться.
- Ну, и что ты теперь собираешься делать? – наконец, нарушил молчание я.
Мальчик долго молчал, обдумывая ответ, а потом сказал все так же тихо:
- Ты едешь в Коноху. Я с тобой.
Я молча кивнул, не зная, что ответить.
По пути мне попался знакомый коллега дальнобойщик, радостно приветствовавший нас перемигиванием фар. Я совсем расслабился, и, было, отвлекся от мрачных дум, как вспомнил про кожаный бич Итачи. Покосился на паренька, и увидел, что на бледной коже прямо посредине тянется красный след от удара. Я потянулся, чтобы повернуть его мордашку к себе, но мальчик отпрянул.
- Болит?
- Нет.
На некоторое время я включил свет в кабине, чтобы убедиться, что на его лице нет кровоточащей ссадины. Вот же гавнюк, - это я сказал уже вслух.
- Сколько тебе лет, малыш? – спросил я.
- В августе будет семнадцать. И не называй меня больше малышом.
- А документы у тебя есть? На границе могут потребовать.
- Есть. Итачи исправил мне паспорт пару недель назад. Чтобы работать в борделе, нужно быть совершеннолетним.
Проехав еще пару километров, мы остановились в придорожной кафешке, чтобы перекусить. На стоянке была припаркована бело-голубая полицейская машина, так что я получил долгожданный отдых.
В круглосуточной забегаловке было светло – яркие лучи неонок били в глаза.
Я заказал двойной эспрессо. Саске же предпочел колу.
Памятуя о копах, я рискнул оставить мальчика одного. Сам же зашел в туалет и минут пять держал голову под водой, чтобы снять накопившееся напряжение. Когда я вернулся – клетчатая рубашка узлом завязана на шее, а белая майка все в мокрых пятнах, - паренек окинул меня долгим взглядом: сначала лицо, потом татуировки на руках.
- Кто это «Половинка»? – вдруг поинтересовался мальчик. Я заказал рюмку коньяка, не отвечая, выпил, блаженно крякнул.
- Она.
- Кто – она?
Я смотрел на автостраду, залитую светом фонарей: от проезжающих машин рябило в глазах.
- Не знаю. Ищу ее.
- Ты сделал татуировку, еще не имея…ее?
- Да.
Мальчик задумчиво помешал соломинкой в стакане с колой.
- Глупый. А вдруг ты ее никогда не встретишь? Свою половинку?
- Встречу, - я рассмеялся, - Вдруг, это ты…?
- Еще чего! – он искоса глянул на меня, и увидел, что я все еще смеюсь. – Дурак!
Я дернул щекой – улыбка быстро сбежала с моего лица.
- Никогда больше не называй меня так, – по слогам произнес я.
Мальчик пристально посмотрел на меня.
- Дурак…, - и быстро глотнул колы.
- Малыш.
Я увидел, как он краснеет, прямо от кончика носа до ушей. И вдруг, я осознал, что паренек, сидящий передо мной, мне не безразличен. Ты влюбился, Узумаке, - говорил я себе, - Мизуки тебе всегда говорил, что в тебе есть что-то педиковатое.
- Почему из всех машин на парковке, ты выбрал именно мою?
Он медленно допил колу и отставил опустевший стакан. Потом пожал узкими плечиками.
- Ты вроде бы хороший человек…
- Я не такой уж и хороший человек, - я нахмурил брови, - Чтобы ты знал, я сидел раньше.
- Сидел?
- В тюрьме. Срок мотал. Ну, - я прищурил глаза, - все еще хочешь ехать со мной в Коноху?
Он посмотрел на мои татуировки, потом вгляделся в лицо – будто видел меня впервые. Вяло потянулся и скинул бумажный стаканчик из-под колы на пол.
- Мне нет до этого дела, - проговорил мальчик.
Краем глаза я заметил, что машина полицейских покинула автостоянку, и подумал, что передышка окончена. Поднялся, и оставил на столике несколько купюр.
- Надо ехать, - сказал я.
В дверях я столкнулся с Кибой – коллегой дальнобойщиком. Он был веселым парнем, и я по праву считал его другом. Мальчик, прижавшись к моему боку, как мышонок, сверкнул на меня своими черными глазищами. Я коротко кивнул ему, мол, все в порядке, это друг. Потом отправил его в уборную, чтобы не просился по дороге, а сам не преминул перекинуться парой слов с товарищем. Я коротко поведал Кибе нашу историю, тот внимательно выслушал, попутно ругаясь на суку-жизнь, и обещал подсобить с информацией. У нас, дальнобойщиков, существовала внутренняя связь по ОВЧ, через которую мы иной раз переговаривались, скрашивая монотонную езду. Также можно было попросить о помощи. И теперь Киба и другие ребята станут сообщать мне, если увидят где-нибудь признаки преследования. А, так как притон Итачи был широко известен среди людей нашей профессии, не заметить красную «тойоту» или черную классику Кисаме было очень сложно.
Я и Киба хлопнули еще по стаканчику коньяка, когда мальчик вернулся из туалета. Теперь нам действительно пора было уходить, и я, обменявшись с Кибой рукопожатиями, вышел из забегаловки. Саске шел позади меня.