Собрание драбблов автора Kursnic

Название: Бред?
Саммари: с Итачи Саске справился успешно и, не зная больше чем себя занять, лежит и умирает от потери крови...
От автора: не смотря на стебное саммари, драбблик довольно жалобный. Старалась особо не "отяжелять" текст, так что несмотря на жанр, все не так уж страшно =)


Солнце жжет нестерпимо. В воздухе прозрачным душным маревом повисло предвестие скорой грозы и дождя.
А дождя хочется. Ужасно, жадно. Нестерпимо. Хочется ловить разбитыми губами холодные капли и пить, пить, пить. Пить тоже хочется. Нестерпимо.
Светило вошло в зенит и теперь своими лучами, будто тонкими раскаленными спицами через глаза прожигает мозг.
Закрыть глаза? Да, это было бы правильно, пожалуй. Но не хочется снова погружаться в темноту. Пусть даже и такую - жаркую, подсвеченную мутно-алым сиянием.
Глаза болят. Нестерпимо. Как будто внутри черепа есть что-то, что методично выталкивает их из глазниц, нанизывая на раскаленные иглы солнца.
Тело постепенно немеет. Вот уже перестали ощущаться кончики пальцев, предательская дрожь проходит по позвоночнику. Становится страшно. Нестерпимо страшно от того, что сейчас все закончится.
Впрочем, так и должно было закончиться. И не важно что он проиграл компании неуклюжих увальней, только по недосмотру называвшихся разбойниками. Не важно, что он мог убить их одним движением. Он проиграл только потому что хотел проиграть... Неважно.
Важно другое: цель достигнута, цель выполнена. Дальше ничего не должно быть.
Дальше и не будет.
Глаза болят. Хоть бы побыстрее пошел, наконец, дождь. Так хочется дождя… Тогда можно будет обмануть тело – сказать себе, что то пугающее онемение – не последствия потери крови и не предвестник затухающей жизни, а всего лишь ласки холодных струй.
Солнце палит так, что кажется, кожа местами начинает тлеть. На открытой груди, шее, руках, лице – будто не влажная потная поверхность, а тлеющий пергамент.
И светило так нереально-близко… Кажется, солнце специально опустилось максимально низко, чтобы получше разглядеть все детали представления. То как измученное, избитое тело покидает столь же измученная душа. Как в жаркой пустыне собственного сознания человек молит о капле влаги. Какой угодно – хоть пресная дождевая вода, хоть пряная кровь, хоть горькие слезы.
Похоже, глаза все-таки не выдержали. Зрение отказало. Теперь можно спокойно смежить веки, зная, что кроме яркого слепящего света, неровными кругами пляшущего перед глазами, все равно ничего не будет видно.
Дышать трудно когда вокруг такая духота. Пыль поднимается от земли вместе с густым жаром. Приходится с хрипом проталкивать воздух в легкие. Может, просто не делать этого? Нет, не получается. Тело хочет дышать. Хочет жить.
Вот бы скорее пошел дождь. Все что хотелось бы сейчас – это прохладной тени, свежего воздуха и воды. Хоть немного.
Два удара по щекам. Нет, не удара, а только стук падающих капель, разбивающихся о плоть. Но для чувствительной, опаленной солнцем кожи они кажутся настоящими ударами, пощечинами.
Капли, влага… Неужели наконец боги вняли мольбам последнего из Учих?
Капли, влага… Но влага горячая. Дождь таким не бывает.
Еще капля – теперь на губы. На потрескавшиеся, разбитые губы, покрытые корочкой едва запекшейся крови. Они растягиваются в легкой улыбке – болезненной, но искренней. Ровно посередине нижней губы проходит трещинка, капля прокладывает по ней свой путь. Щиплет. Больно…
Влага попадает на язык. Соленая.
Слезы? Откуда? Кто еще ревет над бренным телом?
Хочется открыть глаза, но все равно увидеть, кто это будет невозможно. Потому что глаза отказали несколько минут назад, и чтобы прийти в норму и понадобилось бы несколько дней…
Пить. Все еще хочется пить. Язык – сухой, шершавый, проходит по губам, надеясь найти там еще немного влаги. Похоже, неведомый плакальщик это замечает.
Теперь к губам подставлено горлышко, наверное, фляги – запахи железа и воды перебивают друг друга, холодный металл радует прохладой разгоряченную кожу.
Но тело так измучено, что даже глоток сделать становится невозможным. Похоже, тот добрый человек, что только что пытался напоить умирающего Учиху, тоже это понимает, и через несколько секунд, аккуратно приподняв голову брюнета, вливает ему в горло ту же воду, только из другого сосуда – собственного рта.
Так легче. Приятно влажные губы понемногу цедят жидкость, следя за тем, чтобы подопечный не захлебнулся, и, наконец, жар уступает место прохладе, разливающейся от живота по всему телу. Так хорошо, как, пожалуй, никогда не было.
Только пролежав два дня на солнцепеке, без капли воды, начинаешь понимать ее истинную ценность.
Только оказавшись беспомощным, начинаешь понимать, насколько нужна поддержка.
Только умирая ценишь жизнь.
Только теряя начинаешь дорожить.
Спасибо – хочется сказать, но язык не слушается.
"Не знаю, кто ты, но спасибо.
Спасибо за то, что помог осознать все это."
- Не за что, темэ!



Название: Дым
От автора: слово "дым" здесь повторяется ОЧЕНЬ часто, но это не тавтология, это шиза автора. В некотором роде наблюдается ООС Саске.
Предупреждение: POV Саске

Дым.
Он серебристым маревом повисает перед глазами.
Легкий, невесомый, сладкий…
Ты лежишь рядом, простыня откинута неловким движением руки, даже в полумраке видно, насколько сильно белая ткань контрастирует с загорелой, смуглой кожей.
Золото волос разбросано по подушке в таком художественном беспорядке, что, кажется, его часами укладывали, чтобы придать именно такой вид. Пряди обрамляют лицо, парочка волосинок прилипла к щеке, их кончики нашли себе приют в уголке теплых губ.
Дым.
Волшебство, наркотик. Затмевающий разум, вызывающий привычку, болезненную зависимость – как физическую, так и психологическую.
Тонкие ключицы, легко угадывающиеся на таком неуклюжем, еще по-мальчишески угловатом теле. Ямочка между ними, отмеченная красным пятном засоса.
Дым.
Он смешивается с твоим запахом, он становится такой же привычкой, зависимостью, целью…
Неужели ты для меня всего лишь очередная цель? Почему тогда, достигнув желаемого, я не прекратил этот фарс?
Дым.
Он тоже может быть густым и удушающим. Еще затяжка и еще. И не хочется больше, но что-то заставляет повторять доведенное до автоматизма действие.
Шея, четкий подбородок, чуть приоткрытые, припухшие от грубых поцелуев губы.
Дым.
Зависимость. Болезненная, сладкая, жизненно необходимая.
Полоски на щеках, чуть курносый, такой смешной носик. А ты знаешь, что когда злишься, у тебя на переносице возникают складочки, это так забавно видеть… Ты такой смешной, такой забавный…
Дым.
Он серой пеленой окутывает комнату.
Голова наливается свинцом, становится невыносимо тяжелой.
Пальцы сжимают виски. Не помогает. Ксо!
Еще одна сигарета.
Нет, не буду открывать окно. Назло себе. Просто из вредности.
Дым.
Моя забава. Моя маленькая слабость.
Серебристым пологом опускается на кровать.
На гибком теле хорошо видны следы моих укусов, синяки, оставленные моими пальцами, царапины от моих ногтей. Да, я был далеко не ласков сегодня. Впрочем, как и всегда.
Ты, моя игрушка не более.
А я могу делать со своими вещами все, что захочу.
Ты – моя игрушка.
Как этот дым.
Я в любой момент могу бросить курить… и тебя могу бросить.
Я говорил тебе это не раз – все честно.
Ты сказал мне правду о том, что ты любишь меня.
Я сказал тебе правду о том, что тебя не люблю.
Честно.
Почему ты согласился на это?
Дым.
Он повсюду.
Он пропитал простыни.
Мятые простыни, среди которых, как всегда перекрутив все во сне, свернулся калачиком ты. Так уязвим, так непривычно хрупок.
Занавески, закрывающие от посторонних глаз наше маленькое убежище – небольшую комнатку на первом этаже дешевого мотеля.
И почему, спрашивается, я не захотел жить у тебя? Ты же предлагал…
Дым.
Привычка.
А привычки составляют характер, от них очень трудно отказаться. По крайней мере мне.
Я просто не хотел к тебе привыкать.
Не хотел давать тебе иллюзий…
Дым.
Всего лишь полупрозрачное облачко. Иллюзия.
Вдох.
Горький.
Дым.
Сладкий.
Ты дышишь – тебе горько это делать не из-за того, что сейчас в воздухе маленькой комнатушки висит дикая смесь запахов пота, семени и сигаретного дыма. Из-за того, что дым этой привычки для тебя горек. Я могу бросить тебя тогда, когда мне наскучит твое тело. Для меня дым сладкий.
Но ты предпочитаешь даже такую, болезненно – горькую близость.
Почему?
Дым.
Мутный, тяжелый.
От него щиплет глаза. Так, что хочется зажмуриться.
От него першит в горле. Так, что не хочется дышать.
От него болит голова. Так, что хочется завыть.
И завыл бы, если бы не горло... если бы не проклятый дым.
Как ты можешь спокойно спать в такой обстановке?
Я в очередной раз поражаюсь тебе – дыхание ровное, глубокое, как и положено спящему, на губах легкая улыбка. Хм… похоже, тебе сниться что-то хорошее. Глядя на тебя, мне тоже хочется улыбаться. Просто тихо сидеть и по-дурацки лыбится в мутную темноту комнаты, как последнему идиоту.
Провожу рукой по влажным от пота прядям. Они тоже наверняка пропахли этим дымом. Убираю волоски из уголка губ, после них на коже остаются красные полоски.
Смотрю как причудливо меняет формы дым, рваным покровом висящий в комнате.
Твои ресницы вздрагивают.
Дым не помеха тому, чтобы я видел малейшее твое движение.
Пшеничные брови изгибаются, между ними и на переносице на короткое время залегают смешные морщинки.
- А-а-пчхи!
Черт, после звенящей тишины твое пробуждение кажется попросту взрывом…
- Саске… - не смотри на меня так!
Я не могу видеть у тебя такой взгляд. Зачем? За что? За что так нежно, так любяще?
Я ведь никогда не бывал с тобой ласков в постели. Никогда не дарил тебе удовольствия, никогда не следил за тем, нравиться тебе или нет – просто удовлетворял собственные физиологические потребности.
И никогда не оставался с тобой «после». Раньше не оставался. Я просто не думал, что ты проснешься так рано.
Дым.
Он мешает тебе рассмотреть мое лицо. Заставляет часто моргать, щиплет глаза.
Так же как и мне.
Столь же призрачный, как и твои надежды.
Он скоро рассеется. Только вот навряд ли тебе станет легче дышать от этого.
Я ничего не стану тебе говорить – ты всегда мог понять меня без слов.
Да, он развеется и очень скоро. Насколько дольше продержится моя зависимость от тебя?
Привычка. Всего лишь привычка.
Но привычки составляют характер.
Я затушил сигарету, безжалостно смял окурок и бросил в пепельницу.
Дыма не будет больше.
Я бросаю.
Курить.



Название: Пять минут утра
От автора: Моя первая попытка посягнуть на Великого и Ужасного ныне покойного Змея. Kursnic

Пять минут до утра
В Багдаде все спокойно! (с)

Утро - время особое.
Даже не само утро, потому что для каждого оно начинается в свой час, а те несколько мгновений сразу после пробуждения, когда по уставшему телу разливается приятная истома, когда взгляд еще блаженно растерян после сна, когда пальцы по привычке зарываются в жесткие волосы, и не спеша, перебирают чернильные пряди.
Пока темноволосая голова покоится на груди, пока можно бездумно улыбаться новому дню, пока вокруг царит изумительная тишина.
Не слышно голосов просыпающихся друзей, у которых вдруг нашлись срочные дела - поесть, похмелиться, сбегать на встречу с командой, открыть цветочный магазин, пока не подоспели первые посетители, или, отчаянно надеясь, опередить Хокаге, помчаться в госпиталь - на работу.
Первые пять минут утра все спят, потому что спит Учиха Саске.
По дому витает дух затишья перед бурей. Никто не матерится во весь голос, потирая зад и судорожно натягивая штаны, не грозится убить лучшего друга особо извращенным способом – посредством знакомства Чидори с чьей-то наглой задницей.
Первые пять минут грозный мститель мерно дышит, уткнувшись в шею своего соперника и друга по совместительству, и выглядит он при этом сущим ангелом.
Наруто же тихо вздыхает, перебирая жесткие пряди, и готовит ответ на первую реплику Учихи: "Какого черта, добе, мать твою?!". Представляет, как будет пересказывать вчерашнюю попойку и пьяный дебош. Собственный танец на столе... А еще то, как грозный мститель с этого самого стола потащил друга прямиком в спальню.
Пересказывать последующие пять раз и остаток ночи смысла не будет, потому что уже к тому моменту придется проявлять поистине звериную ловкость, уворачиваясь от кунаев, сюрикенов, пустых бутылок и упаковок из-под рамена.
Потом будет погоня и драка, в которой Саске будет биться посерьезней иного спарринга. Потом - после пятнадцати минут собирания с земли пыли и прочего мусора - наглый поцелуй и новая погоня.
Наверняка много чего еще произойдет в этот день, но пока что шаринганистое бедствие тихонько посапывает на широкой груди друга, обдавая шею теплым дыханием и крепко обнимая загорелый торс.
А Узумаки Наруто... А что Наруто? Он с недавних пор стал считать, что самое хорошее время дня - это все-таки утро. Пять минут утра.
- Какого черта, добе, мать твою?!